Фото pixabay.com
И захотелось поделиться теми картинами, которые предоставляет нам лицезреть день сегодняшний.
«У меня все хорошо…»
Автобусная остановка рядом с рынком. Накрапывает холодный дождь. Автобус опаздывает – весенняя распутица, дорога на проселке плохая. Под зиму делали ямочный ремонт, да толку-то, опять выбоины. В продуваемом всеми ветрами павильоне стоят в основном люди пожилые. Они приезжали, чтобы продать овощи, молоко, творог, сметану со своих подворий.
«Сегодня хорошо брали. Все продала, а боялась, что из-за этой пандемии покупателей не будет», – делится со своей товаркой женщина лет семидесяти пяти. «А что удивительного, никакие ковиды не мешают людям, если хотят питаться настоящими продуктами, а не поддельными», – отвечает ей другая. «Чего это вы в масках-то стоите на остановке, тут открытый воздух, дышать им надо, а не закрываться, я сразу этот надоевший «намордник» сдернула», – встревает в разговор третья. «Ой, и правда, что это мы, как фантомасы, стоим», – освобождая лицо от маски, смеется одна из женщин.
«Девушка, сколько сейчас времени?» – это вопрос мне, «девушке» пенсионного возраста. Достаю мобильный телефон, смотрю время. Отвечаю.
«Вот ведь дивно-то, раньше и не подумал бы никто, что телефон с собой можно носить. Захотел - позвонил, захотел – время узнал. Это не в «будку» бежать с пятого этажа», – прокомментировала «ситуацию» бабушка лет 80. «Да, – поддержала ее другая, - говорят плохое сейчас время, но где уж оно плохое-то. Никаких тебе очередей. Раньше за куском колбасы отстаивали часами в очереди. Пельмени на столе были лишь в праздник. А теперь эти пельмени будняя еда, да и не хочется их …Во как живем…!». «А у тебя, бабка, на эту самую колбасу деньги-то есть?» – спросил подковыристым тоном старичок, державший в руках пакет с торчащим из него продолговатым батоном хлеба. «Ты чего встреваешь, старый, сегодня нет, а завтра будут. Молочко вот от своей козочки продала, а скоро пенсию принесут, и куплю колбаски». «А не отравишься той колбаской, на какую у тебя твоих денежек хватит», – продолжил издеваться вредный дед.
Старушка вопрос «задиры» проигнорировала. Автобус все не подходил, и время для «политбеседы» было. Народ, освободив лица от масок, общался. Старик продолжил высказывать наболевшие мысли: «Вот вы тут телефоны эти расхваливаете, а, знаете, сколько за них платить надо? Думаете, вашей пенсии хватит? Раньше-то в «будке» «двушку» бросишь и говори, сколько хочешь. А теперь вон в Тверь сыну не смею позвонить, дорого», – рассуждал пожилой мужчина. «А что это своему старому отцу сыночек сам-то не позвонит?» – теперь уже начала задираться бабушка. «Работает, много работы у него, – уже потухшим голосом тихо ответил старик, и, помолчав, закончил фразу, – а чего мне звонить-то, попусту деньги тратить, у меня и так все хорошо…».
«У него хоть работает, а мой сынок нигде не работает, пьет, вот и Зинка от него с детьми ушла, не вытерпела. Душа моя вся выболела, горе мое горькое мой Миша. Получу пенсию, надо будет внуку куртку теплую купить…» – это были слова старушки помоложе.
Общение прервал подошедший, наконец, автобус. Старики, натянув на лица маски, и взяв в руки корзинки-кошелки, поковыляли к распахнувшимся дверкам. «Бабушка, давайте помогу», – предложила я самой старенькой. «Нет, родная, сама я, привыкшая, не надо…». В автобусе свободных мест не было. Пожилые люди скромно встали в проходе. Места им никто не уступил. Да они и не просили…
«И это переживем…»
Почтовое отделение. Люди платят за «коммуналку». «Пожалуйста, наденьте маску», – просит из окошка оператор. Пожилой дед натягивает ее на рот и нос, уже видавшую виды (а чтобы была лишь), и, достав из потертого кошелька деньги, подает в окошко. Получив квитанции и рубль сдачи, подходит к столу, чтобы все сложить в пакет. «Ох, и надоели эти маски, задыхаешься в них, а толку-то. Вон сосед мой носил ее, а все равно заболел этим новомодным «грибом». В больницу увезли…». И, меняя тему, продолжает: «До пенсии еще неделя, а денежек остается мало. Ну ладно дотянем со старухой, переживем… не это переживали…» – то ли себе, то ли стоящим рядом людям говорит с грустью дед. Опершись на палочку, направляется к двери.
Сгорбленная, седая, одетая во все черное старушка, прислонилась к подоконнику. «Бабушка, проходите вперед, в мою очередь»,– предлагает ей молодая женщина. «Спасибо, милая, не надо, я постою, время у меня теперь есть. Сыночка месяц назад похоронила, ухаживала за ним, лежал после инсульта… Из больницы забрала, когда туда ковидных стали привозить. Боялась, чтобы не заразился, а оставить надо было, вылечился бы, может, ведь 50 лет всего… Женка его оставила, детей нет, а мне уж 82 годика, трудновато было…». Достав из сумки платочек и вытерев катившиеся по щекам слезы, произнесла: «Олеженька отмучился, и мне надо перестать плакать, ему ведь там от моих слез только хуже… Получу пенсию, в церковь пойду, помяну … Пока живу, буду молиться за него…и ему будет там хорошо…и мне…».
«Я борюсь…»
Утро. Старушка копается длинной палкой в контейнере. «Девушка, бутылочки-то не выбрасывайте, дайте их мне… Сынок мой спился, умер, уж скоро десять лет нет его, родненького моего. Хороший он был, техникум окончил, поезда водил, работу любил. Но чего-то там у них на железной дороге случилось, уволили его. Переживал сильно. Вот и запил… Второй – инвалид, на коляске, в Чечне воевал, вернулся целым, а потом в драке избили его, за девушку заступился… Избили до полусмерти изверги… Жена от него ушла и внучка нашего единственного забрала …Старик мой не выдержал, умер… А мне жить надо как-то, сына поддерживать…Нет, нет, не надо мне ваших денег, я не попрошайка и не нищая…» – старушка отвернулась от протянутой мною купюры…». «Бабушка, а те подонки наказаны?» – спросила я. «Не нашли их, заезжие какие-то были…И не хлопотала я, когда мне… Бог им судья», - ответила старушка. «Может, я вам продукты куплю и принесу, магазин-то рядом», – предлагаю, пытаясь хоть чем-то помочь своей невольной собеседнице. «Прости, милая, но я сама куплю, спасибо, я борюсь со своей бедой, справлюсь… Спаси Христос тебя …».
Пронзило сердце в очередной раз. Почему отказываются они от помощи? Почему?!
Не привыкли к ней, стесняются? Стойкие духом, героические дети войны, милые наши старики…
Они оказались сильнее своих сыновей. Спившихся, надорвавшихся в хаотичные 90-е и непростые позже пришедшие.
Люди достоинства и чести
Живут старики, не теряя самого главного – человеческого достоинства и чести. Они, знавшие тяжелейшую, разламывающую работу, которая нам и не снилась.
Моя незабвенная мамочка, пережившая войну, тиф, две голодовки, страх раскулачивания, нищету в хрущевские годы, когда нужно было поднимать на ноги нас, шестерых детей, а последнее молоко, мясо отбирало государство, она работала с четырех утра и допоздна. Вырастив нас, вместе с отцом ухаживала за скотом, копала, сажала огород, содержала большой дом. И попробуй было предложить им в помощь деньги – обижались ужасно. А во время нашего отпуска они хотели, чтобы мы отдыхали. «Берегите мамку-то», – говорила нам бабушка. А мы и старались беречь, да она не давала нам этого делать. «Все хорошо, я сама справлюсь, сама…» – отвечала. И – не смей было перечить! Вот так.
Я – дочь, внучка, правнучка… Вы – тоже. Посмотрите на них, наших самых пожилых, стареньких, пристальнее вглядитесь в их лица, прочитайте их мысли. Наших седых, наших святых стариков…
Галина Голыгина, член Союза журналистов России
Здесь можно подписаться на газету Пенсионерочка
