Проснулась – к чему бы это? И сама сон разгадываю: мама хотела спросить, не забыла ли я дорогу в нашу деревеньку Бороковку, что в Тяжинском районе Кемеровской области. В Бороковку мою маму привезли годовалой девчушкой в 1914 году её родители Антон и Пелагея Клагиш.
И мысленно отвечаю маме (она умерла в январе 2002-го), что не забыла. Весной приезжаю в Бороковку за березовым соком, который слезы прозрачнее. Пусть уж не так сегодня щедры белоствольные семидесяти лет от роду берёзы, не столь, как прежде, набираются сладости, зато у них сок мне с детства родненький.
Летом ездим сюда по землянику. Идём с мужем Борисом через зелёный лужок, где трава по пояс, пересекаем речку Албатат. Помнишь, мама, сколько мы, ребятня, приносили домой этой спелой запашистой ягоды!
Как-то забрели мы с Борисом на Дындов хутор. На тот самый, где мы с тобой сено для нашей коровки косили. И хотя я в свои двенадцать лет уже рослой была, но ты меня жалела. И где-то раздобыла для меня лёгкую косу-семёрку. Там, где трава густая да высокая, ты сама прокосы вела, а мне околки, где трава помягче, выкашивать доверяла.
А с сеном, помнишь, какая морока была? Скопнить, в зарод сложить, а потом домой перенести. Мои старшие братишки Гоша да Алёшка – в упряжку, а я сзади подталкиваю. А помнишь, в одну из зим не хватило сена и с кормилицей Быстроней пришлось нам расстаться?
А дрова? Зимой с пилой-ножовкой за сушняком. Ширк-ширк, глядишь, и санки полные. Чего греха таить, бывало, что и частокол на растопку изводили. Зимой сожжём его в печи, а весной изготавливаем новую изгородь.
Ты, наверное, помнишь и Бороковское сельпо, где ты работала конюхом и скотникам, а я помогала тебе носить солому для лошадей и быков. Однажды ты доверила мне на быке за водой съездить к колодцу под горой. Налить в кадку воды я смогла, а вот когда бык тронулся и кадка с телеги упала, поднять её было не в моих силах. Так и привела я быка домой с пустой телегой.
Сколько же было у тебя материнского тепла на нас, троих детей, что война осиротила в 1942 году, на сноху Елену с сыном Геннадием – жертв 1937 года, на бабушку Галю, которая была для нас второй мамой. Была ты для нас и строгой, но мне это пошло на пользу во взрослой жизни.
А какой ты портнихой была! Всех жителей Бороковки – от мала до велика – обшивала. Помнишь, какой красивой невестой на свадьбе выглядела Бронислава Барташевич: её свадебное платье было твоих рук творчеством.
Я до сих пор шью на твоей «Зингерке» и в новой машинке не нуждаюсь.
Про что ещё хотела бы спросить, родная? Про мою семью? У нас с Борисом трое сыновей, четыре внука и две внучки, правнук и правнучка. Приезжают к нам часто. И в Бороковку вместе с ними наведываемся. Жаль, конечно, что наш дом родной не сохранился. Зато наша с тобой когда-то посаженная яблонька по весне буйно цветёт.
…Мне сегодня приснилась мама… Весёлая, красивая, какой она мне помнится не только на фотографии, но и в жизни. Старожилы Бороковки (мама похоронена в Таганроге Ростовской области) из моего рассказа узнают её – Альбину Антоновну Вайшля.
А мой сон, как видите, к разговору. Ведь с этим не поспоришь, что с юных лет и до кончины самой, как токи жизни, вечно бьётся в нас вот это слово солнечное – МАМА.
Нелли Дудина, Кемеровская область, пос. Тяжинский
Здесь можно подписаться на газету Пенсионерская правда