Фото pixabay.com
«С клюквой бы поел…»
Когда Вовка ушел из их семьи, Петровна думала, что умрет от обиды. Вовку-то дочке в мужья она сама выглядела, та засиделась что-то в девках, ни замуж, ни детей рожать – ничего ей неохота, придет с работы да валяется с телефоном на диване, даже по дому что-нибудь перепихнуть не удосужится. А годики-то уплывают. Скажет, бывало, мужу Петровна:- Иди, подними этого жереха-то, пусть хоть за дровами сходит, поразомнется…
Но муж будто стеснялся их повзрослевшей дочки или связываться не хотел. Оденется да и сходит сам, и опять все в их семье катится по привычным рельсам. А тут Петровну в город на собрание пригласили, какие-то успехи в ее работе высмотрели. Она знала, что не было никаких успехов, просто поразбежались все из колхоза, осталась одна пьянь, да вот они еще с Наташкой не уставали дергать за соски, выдавать на гора хоть и невелику, но все же продукцию. И перед самым собранием в доме культуры к ней Вовка и подсел, как-то узнал, что она Людкина мать, оказывается, учились они с Людкой в городе в одном классе. Он за больным отцом остался ухаживать, не бросил его, а, когда отца не стало, поздно уж было учиться-то куда-нибудь идти, так и остался в деревне, тоже на ферму пошел, по стопам матери. Сначала посмеивались над ним приезжавшие на выходные городские друзья, а потом ничего, кто женился, кто чего, не до смеху стало, так он и остался на ферме с бабами. Вот еще и в передовики попал, грамоту дали.
- Не женатый? – спросила Петровна?
- На ком жениться-то? На бабке Филаретовне, что ли? Нет у нас никого, у вас хоть школа, а у нас и школу закрыли, раскурочили уж всю, полы и те вынесли…
- Худо одному-то?
- Так чего хорошего? Пожрать и то некому сготовить, живу на сосисках да на яйцах, скоро сам нестись начну… А мамка, бывало, такие пироги пекла, пальчики оближешь…
- Хочется пирогов-то?
- Да поел бы…
- Так приезжай в воскресенье к нам, я напеку, ты с чем любишь-то? С капустой али с клюквой…
- Да с клюквой бы поел…
- Таких и напеку… Приезжай… И с Людкой поговорите, а то, я боюсь, она со своим телефоном и говорить разучится…
Фото pmo.ee
Обещал быть хорошим мужем
Вовка и приехал. Причепурился, при костюме и при галстуке, как жених, только в резиновых сапогах, так в других по нашим дорогам идти лучше и не пытаться. Людка, удивительное дело, с дивана поднялась, хвост распушила, заходила, прям павой, что и есть… Чаю с пирогами попили, смотрит Петровна, уединились молодые в спаленке, а она и рада. Так и пошло, что ни воскресенье, Вовка у них в гостях, то конфет коробку принесет, то шоколадку, Людка вся разулыбалась, расцвела, платьев новых нашила, она рукастая девка-то. И вот тут по весне как-то Вовка ушел от них, а Петровна возьми да и спроси ее:- Людк, замуж-то Вовка тебя не зовет?
Петровна-то без всякой задней мысли, просто так спросила, Людка, как выжала, ответила ей сухо и невнятно:
- Не зовет… Женилка у него не выросла…
Петровна так и охнула: готова ведь девка, перезрела, того гляди, лопнет. Что же это он, паразит, раззадорил, а дальше чая с пирогами дело не двигает. Стала приглядывать за дочкой, слышит, как она плачет по ночам, уткнется носом в подушку и скулит. Пришел Вовка к ним в другой раз, а Петровна и пирогов не напекла, показала такого фону, что другой бы выскочил да и айда по снежному двору к своему дому. А Вовка взял Людку за руку и к Петровне:
- Чем я провинился, вели не казнить, а миловать?
- Ничем не провинился, но пустые посиделки надо прекращать, Людке скоро тридцатник стукнет, ей надо успеть деток нарожать, а ты только канителишь… Ни рыба, ни мясо…
Рассказывала мне потом, не знаю, мол, где и сил нашла, чтобы такое высказать. А Вовка – не дурак, сразу понял ее, плечи расправил, подбородок повыше поднял и подходит таким-то гоголем, разрешите, мол, мне, голодранцу, в вашу семью войти. И все в этом роде, обещаю, мол, Людмиле хорошим мужем быть, а вам зятем, если, конечно, не побрезгуете.
Так и сошлись молодые, свадьбы большой не было, расписались да родней собрались чайку попить и стали жить у Петровны, Петровна на пенсию, а Вовка на ферму вместо нее. Две группы взял, чтобы заработать побольше, Людка-то к осени уж в декрет ушла. Петровне казалось, что не сдюжит Вовка, бегала, чтобы протянуть ему руку помощи, а он только посмеивался. Взялся еще по ночам и сторожить, сказал, что все равно Людка тяжелая, не спит с ним, а ему не привыкать около котла ночи коротать.
Поверила Петровна его благим намерениям, даже обрадовалась, надо же, как зять о благе-то семьи заботится, и день, и ночь готов пахать. Но постепенно в душу Петровны начало закрадываться какое-то неясное сомнение, уж больно намывается да душится Вовка перед своей ночной сменой, будто в офис собирается, а не коровам хвосты крутить.
Фото pixabay.com
Тоскливо стало в доме
И вот выбрала как-то тихую ночку, выждала, чтобы муж и Людка уснули, и вышла на крылечко. Светло, как днем, месяц на небе рожком изогнулся. Смертной болью хватило по сердцу: неужели? Хотела уж вернуться, но решила, что, если что, все равно рано или поздно в этом надо ставить точку. Подкралась, глянула в щелочку да так и обмерла. Стоит их Вовка, оперся на вилы, а напротив Катька, Наташкина дочка, вытурили ее из техникума за прогулы, вот и обреталась теперь около матери, ни учиться, ни работать, ничего не хотела. Стоит перед ним почти голозадая, глазами бесстыжими зыркает, только что в открытую себя не предлагает. Петровна дверями скрипнула, Катька бросилась к котлу воду цедить, а Вовка начал навоз шуровать.- Погоди-ка, погоди, зятек, и часто вы тут эти свои свидания устраиваете? Вижу, что не редите, вон как она на тебя надушенного-то смотрит…
- Чего вы городите? – подлетела Катька. - Я за горячей водой пришла, постирать надо…
- Конечно, ночью вода горячее, только в такой и стирать…
- А мне все равно, день или ночь, мне торопиться некуда…
- Хватит, мать, хватит… Уйду я от вас, к себе вернусь…
- Да ты что? А ребенка кому оставишь? Мне? Так я уж стара, поднять не успею…
Фото pixabay.com
Вовка только рукой махнул, а поутру покидал в сумку кое-какие пожитки и ушел. Тоскливо стало в доме, Людке-то Петровна наплела, что председатель его в соседний колхоз послал, дело, мол, там какое-то срочное. Людка и успокоилась, у нее теперь другое на уме было, близкие роды. А Петровна ни одну ночь на волосок не уснула, все Вовку ждала, сядет у окошка и слушает, как ночная береза листьями шумит. Про Вовку думает: «Гордый какой, надо же, ушел и не попрощался… А может и не было у него ничего с этой вертихвосткой, показалось мне все…»
Не выдержала, на третий день домашним сказала, что в город едет, а сама ближе к вечеру, чтобы свои деревенские ничего не заподозрили, поехала к Вовке. Вошла, а он на нее даже не глянул, не поздоровался, лица не поднял. А чувствует Петровна, невесело у него в доме, сырая листва как нападала на крылечко, так и лежит ковром, нежилое все.
- Хватит дурака валять, Вова, собирайся, пойдем домой, Людмиле я ничего не сказала, зачем бабу расстраивать, рожать ей скоро… Не знаю, нужна ли она тебе, но уж коли и бросать ее надумал, так не в такое время… Вроде мила она тебе была, женились по любви, а тут что?
Говорила Петровна, говорила и краем глаза видела, как сжимается Вовка. Встал, сумку взял, которая так и стояла неразобранная, шагнул за порог, а Петровна следом. А на улице-то стемнелось уже, хоть глаз выколи, на небе россыпь бесконечных созвездий, ветер пробирает до дрожи. Пешком шли всю неблизкую дорогу, пришли под утро, дед и тот ничего не понял или сделал вид, что не понял, так и стали жить дальше. Людка вскоре девчушку родила, а через год еще двойню, двух мальчишек. Петровна в хлопотах да заботах сдавать начала, потихоньку-полегоньку все дела зятю передала. Он у них теперь главный, учится заочно в техникуме, в бригадиры его перевели. А Катька укатила из деревни, говорят, городского себе нашла.
Вот я и думаю: а поведи бы Петровна себя по-другому и профукала бы дочкину семью, внучку бы осиротила, чего же в этом хорошего?
Валентина Гусева
Здесь можно подписаться на газету Ах тёща моя