Классы для изгнанных

Недавно я встретила моего бывшего одноклассника, зацепились языками, шире, далее, про семью, про детей и внуков. Я, зная, что дочка его работает в школе, спросила:

- Полинка какой нынче класс набрала?

- Так первый… Ее коллега с директором дружит, поэтому ей всех будущих отличников и хорошистов отсортировали, а моей, как всегда, всех остальных…

И мне подумалось: а знают ли родители о том, как сортируют их детей? И массовое ли это явление или так, кое-где? А ведь это печальная и вечная наша тема – классы для изгнанных. Так лет двадцать назад в наших школах называли классы коррекции. Помню, как мудрая учительница, которая тоже не умела ладить с директором, произнесла целый монолог на эту тему.

Начало исповеди
- Я уже тридцать лет в школе. Люблю свою работу, вернее, любила. Но то, что началось в школе с появлением этих классов, - вам не представить. Это издевательство и над учителем, и над учениками. Дети все понимают, понимают и мстят. Многие из них в обычном классе сошли бы за средних учеников, а тут, в этом сгустке отрицательной энергии, они просто шалеют. Хотя я с ними лажу: двоек не ставлю, на дом не задаю – собираю после урока не только учебники, но и тетради, иначе на следующий урок они просто ничего не принесут. Стараюсь весь минимум материала уложить в их головы на уроке, чтобы в конце его дать небольшую проверочную работу и поставить оценки – проблема оценок в таких классах самая острая. Завуч строго следит за накопляемостью оценок, а я не всегда могу потребовать с этих детей положительный результат. И будь бы моя воля, я бы совсем не ставила оценок в течение четверти, ориентируя ребят на зачет в конце. Скольких бы нервных срывов удалось избежать, истерик, хлопков дверью! Ведь иногда это дети с расстроенной нервной системой, неуравновешенные, но часто с завышенной самооценкой. Ставишь ему плохую оценку, будто пальцем показываешь на то, что он сам от всех тщательно скрывает. Хотя и в этих классах все дети разные. Я люблю им ставить и четверки, и пятерки – нельзя, чтобы все время был стертый фон, они должны верить и знать, что могут хорошо учиться. Эти ребята, как правило, уже обиженные жизнью, лишенные домашнего тепла и участия, все время стремятся свести урок к разговору «не на тему». Им хочется узнать о моих детях и внуках, о том, что они любят, чем болеют, как проказничают. В такой ситуации у меня два пути: оборвать бессмысленный разговор в самом начале и быстренько перейти к теме урока, а есть путь другой – понять, что в этом стремлении увидеть другую жизнь, пусть и через замочную скважину, угадывается главный смысл их обездоленной жизни. И когда я вопреки всем программам выбираю второй путь, они смотрят на меня добрыми и даже чуть-чуть влюбленными глазами. Разве они виноваты?

«Она била моего ребенка»
Пытаюсь объяснить это коллегам, но они не хотят слушать, кричат иногда в гневе: «Вышвырнуть бы человек пять совсем из школы, чтобы остальные притихли, почему раньше это было возможно, а сейчас нет?» Ну, вышвырните, и дальше что? Остальные притихнут на время, хотя и это маловероятно, а потом что?  Война? Они унижены уже тем, что учатся в классе без единого цветочка на подоконнике, с обшарпанными, разбитыми столами, с тряпочками вместо занавесок. А рядом их одноклассники изучают того же самого Пушкина в классе, похожем на рай. То есть уже здесь, в школе, их поместили в особую зону, как бы приучая к мысли, что и будущее их, серое и безрадостное, - зона. Они и вести себя стараются соответственно. Пришла как-то в класс в конце сентября, вижу, сидит мальчик, я его еще не знаю, но понимаю, что он тоже пришел учиться в мой класс. Спрашиваю: «Ты кто?» И слышу в ответ заковыристый мат. Как быть? Убежать с урока? Вообще из школы уйти и никогда не возвращаться? В молодости я, наверное, так бы и сделала, ушла бы с урока, расплакалась, может быть, попросила бы помощи у директора. Но эти годы работы в таких вот классах приучили к сдерживанию эмоций, размазыванию своего «я». Смотрю на него, даже улыбаюсь вроде бы: «Ой, как ты умеешь! У нас еще никто так не умеет». И веду урок дальше. А через некоторое время замечаю, что он очень благодарный слушатель, хоть и не очень способный ученик. И выпадов подобных больше нет. Это и утешает: сумел остаться в классе – значит, учитель.

Таких методик еще никто не придумал
А самое интересное, что проверяющие, которые время от времени появляются в школе, приходят на урок и предъявляют те же самые требования, что и к классам, в которых все дети учатся без троек. Даже к почерку придираются. Боже мой! А у них такой почерк, который только я и могу прочитать, да и то не у всех, иногда просто пишу: «Почитаем вместе». Обидно, когда требуют от урока «высокого методического уровня», не понимая того, что этим детям нужны совсем другие уроки, другие методики – их еще никто не придумал, не создал, мы их придумываем и создаем для каждого класса свои, уникальные. Устала. И коллеги мои устали. Одна очень талантливая учительница сказала недавно: «Только бы до пенсии доработать, ни одного дня больше в школе не останусь». А все это сделали с человеком вот такие классы «для изгнанных». Хотя руководство школы оценивает эту ситуацию совсем по-другому.  «Уж если положить  жизнь, то знать на что», - считает директор, имея в виду медалистов и тех, кто поступят в престижные вузы и принесут школе славу, а директору – имя.

Только я не согласна. Школу надо оценивать по другим критериям: сколько детей от улицы уберегли, скольким в жизни определиться помогли, сколько душ не испоганили пребыванием «в зоне».


- Классы коррекции никуда не исчезли, просто они называться стали по-другому - это классы для детей с ограниченными возможностями здоровья. Туда попадают дети по желанию родителей, там и спрос меньше, и экзамены легче, а документ об образовании тот же. Но родители очень сильно сопротивляются против включения их детей в эти классы, потому что, сами понимаете, какое на этих классах клеймо. Туда собираются дети, которые не просто не могут, но и не хотят учиться.


Вот поэтому я и советую родителям присмотреться к подбору учеников в классе, где учится ваш ребенок. Грешат еще некоторые школы, ой, как грешат, отбирая сильных ребят в один класс, а всех остальных – в другой, пусть даже и не в класс «изгнанных», но все же, но все же…