Суперзанавес спектакля. Фото Дарьи Савиной
В душу героев легенды рассказчики не заглядывали — это особенность данной инсценировки повести Василя Быкова. Инсценировщик Анастас Кичик, он же и режиссёр, убрал предысторию персонажей, описания их внутреннего мира, переживаний. Остаётся вслушиваться в их короткие диалоги, всматриваться в поступки, ловить нюансы актёрской игры, чтобы понять, почему случилось то, что случилось.
Взлетает вверх суперзанавес с холодным месяцем небесным, и открывается пространство зимней пустыни, буквально пустыни, залитой голубым лунным светом. Привлекает внимание широкий пандус с ложбинкой посредине, похожий на песочницу, только вместо песка снежная крошка (художник Нэлли Цветкова).
Вдали, как два портрета в полный рост, два героя — два путника. Партизаны в поисках съестного для своего отряда. Очень разные люди, которых связало боевое братство.
Эти двое надеются, что выполнят задание и вернутся назад. Они уже давно живут в условиях страшной беды, но научились бороться с нею — и воинская удача была им в помощь. Однако не в этот раз. Словно сама беда нашла наконец способ отплатить им за всё.
Повороты сценического круга, сопровождающиеся какой-то неземной музыкой, заведут героев в смертельную ловушку. Они направляются на знакомый хутор, а выйдут на пепелище (проекция). Они хотят укрыться в лесу, а набредут на кладбище (тоже проекция). Они ищут убежища в крестьянской избе, а будут схвачены там полицаями.
Театральная смелость в том, как решена эта сцена захвата в плен Сотникова и Рыбака (артисты Павел Митякин и Владимир Кулаков). Сцена проигрывается трижды. Полицейский влезает на чердак, который не более чем проекция, и должен проверить, есть ли кто за мешками. Рыбак хватается за винтовку и тут же убит, а за ним и Сотников. В следующий раз всё повторяется в точности. Но в третий раз Рыбак, не желая умирать, поднимает руки.
Легенда как будто не хочет двигаться дальше — хочет закончиться здесь и сейчас. Героям как будто предлагают шанс на мгновенный и беспримесный подвиг — и они этот шанс упускают. В сущности, их легенда ещё только начинается. Их привозят в некое место со свастиками, где будут допрашивать.
Что знает о них зритель к этому времени?
Рыбак, каким его играет Кулаков, толковый мужик. Цепкий взгляд и быстрая реакция. Внешне суров, но не озлоблен. Живёт простыми представлениями, неучён. Хороший напарник — и спасает Сотникова из той снежной ложбинки, где он, раненый, уже приготовился застрелиться. А Сотников в ответ, пусть ненарочно, его подводит, да как подводит: закашлявшись на том самом чердаке, выдаёт их присутствие полицаям...
Герой, именем которого названы повесть и спектакль, в прошлом комбат, учитель. И по-прежнему идейный, твёрдый и резкий человек. Конечно, он любит жизнь не меньше Рыбака, — по-своему, но не меньше. Вот только он болен и ещё и ранен. Недомогание требует — и от артиста тоже — присесть, уснуть, отгораживает от других людей. Возникает мысль о смерти. Однако вина перед товарищем, перед крестьянкой Демчихой, которую схватили вместе с ними как пособницу, — эта вина оказывается сильнее болезни.
В таком душевном и телесном раздрае Сотников попадает на допрос к следователю немецкой полиции Портнову (артист Павел Варенцов). Ни о чём, кроме невиновности Демчихи, говорить он не собирается. Но следователя интересуют другие вещи, и он уверен, что этот назвавшийся Ивановым партизан всё ему расскажет, по своей воле или под пыткой.
Страх или боль в конечном итоге любому развяжут язык, уж Портнов-то знает человеческую природу. Он очень спокойный, как бы любезный и вообще весь такой культурный, и Сотников вдруг спрашивает, кем он был до войны (а был культработником). Неожиданно Портнов не находит ответа, хмурится, явно смущённый вопросом (тонко сыгранный момент). Становится ясно, что сам он и есть тот человек, чью природу знает; что это его когда-то испугали и сломали.
Теперь черёд Сотникова. На суперзанавесе — интерфейс. Невидимый палач выбирает из меню щипцы, затем молоток... Спектакль и раньше несколько походил на компьютерную игру своим современным, даже высокотехнологичным театральным языком. Потому, наверное, режиссёр и вписал в программку неопритчу, а не что попроще.
...Сотников под пытками не сломался. Портнов очень этим раздражён и, когда на допрос приводят Рыбака, уже с ним не любезничает, давит по полной, а Рыбак — видно по лицу — пытается извернуться, как-то спастись. И внезапно следователь предлагает ему выход из положения: не послужить ли тебе у нас в полиции? От такого предложения Рыбак даже встаёт со стула, но не гневается, не ругается — соглашается подумать.
Потом в подвале объясняет Сотникову, что всё будет понарошку и недолго. Запытанный Сотников через не могу возражает: мы же солдаты; умереть не самое страшное. А Рыбак лишь горячится, хватает напарника за лацканы шинели: мол, тот желает его смерти... Так и поговорили.
Очнувшись посреди ночи, Сотников воображает, что может спасти всех остальных в подвале. Он скажет, что партизан он один, другие ни при чём и надо их отпустить. Утром, перед «ликвидацией», он так и делает. Но Портнов лишь презрительно спрашивает, есть ли ещё что сказать. И Сотников, уже в ярости благородной, называет себя — своё настоящее имя, говорит, что коммунист и офицер, что у него есть отец, мать и Родина и что жалеет только об одном: мало перебил фашистских гадов.
Это фрагмент из фильма Ларисы Шепитько «Восхождение», но, конечно, для спектакля-легенды он совершенно необходим. Воистину, страна должна знать своих героев.
Сотников в ярости — Рыбак опускает лицо. Для него всё пропало... или ещё не всё? Его предательство зрело-вызревало, и вот оно свершилось. Рыбак кричит: «Я согласен, согласен!..»
И первое полицайское задание — помочь Сотникову быть повешенным. Перейти через снежную кашу, взобраться на чурбачок. Рыбак старательно помогает, а потом-таки валится в ноги бывшему напарнику: «Прости меня, брат!» Но Сотников не прощает.
Сверху падает, развёртываясь, лёгкая блестящая чёрная ткань — пелена смерти отделяет казнённых от живых.
Живой Рыбак остаётся на сцене один. Красный свет делает из снега кровь, и Рыбак в ней по колено. Начинаются страдания: кто виноват и что делать?
На такие вопросы народная легенда отвечает быстро и чётко, этот жанр очень строг в плане моральных оценок. Только Рыбак успел спросить, а уже наготове Иудина верёвка.
* * *
Ситуация в спектакле исторически конкретна и вместе с тем универсальна. Этот выбор — погибнуть или предать — могут делать и сегодня, прямо сейчас.
Естественно, что в связи с постановкой в Северодвинском театре вспоминают фильм Шепитько, но не будет натяжкой вспомнить и «Солярис» Андрея Тарковского. Там мыслящий океан создавал фантомы, чтобы понять людей и чтобы люди поняли себя. Не похожи ли на такие соляристические фантомы эти партизаны и немцы, крестьяне и полицаи из спектакля? Они ходят и говорят, живут и умирают — и всё ради того, чтобы современный театральный зритель робко заглянул в себя: а я, что выбрал бы я?
Перестрелка с полицаями (Сотников — Павел Митякин). Фото Альбины Рычковой
На допросе (Портнов — Павел Варенцов, Сотников — Павел Митякин). Фото Дарьи Савиной
Два выбора (Рыбак — Владимир Кулаков, Сотников — Павел Митякин). Фото Дарьи Савиной