«Белеет парус одинокой...» В центре автор этой песни Александр Конурин. Фото Альбины Рычковой
Анастас Кичик не только режиссёр, но и автор сценария. Литературно-музыкальная композиция выстроена искусно. Её название заставляет задуматься — «Лермонтов. Умчался век эпических поэм».
Спектакль имеет необычную форму, хотя и не единственный такой в истории нашего театра: стулья для пятидесяти зрителей расставлены на сценическом поворотном круге, а театральное действо развертывается на авансцене и в зале. В историческом времени оно ограничено двумя катастрофами русской литературы — дуэлью Пушкина и Дантеса и дуэлью Лермонтова и Мартынова.
Кресла в зрительном зале убраны под белые чехлы — заснеженный берег Чёрной речки. Закутанные в крылатки дуэлянты нацелили пистолеты. К публике выходит артист Павел Митякин и сумрачно и жёстко начинает: «Погиб Поэт! — невольник чести...» Это длинное стихотворение, и вслед за Митякиным его читают другие актёры, все одетые не просто строго, а траурно: чёрные рубашки и жилетки, чёрные платья в пол. «Смерть Поэта» — торжественный и гневный монолог скорбящего человека – прославил Лермонтова. Меж двух дуэлей — и в жизни, и в спектакле — цветение его литературного гения. И зрители из года две тысячи двадцать третьего как бы становятся на полтора часа лермонтовскими современниками, которые открывают для себя нового Поэта.
Звучит много стихов — хрестоматийных и менее известных. Актёры опять идут один за другим, как будто стихи спешат к слушателю, сливаясь в мощное лирическое высказывание. Понятно, мотивы — романтические: отверженность от мира, предчувствия ранней смерти, противостояние творца-пророка и толпы. Романтизм сопряжён с социальной критикой — раздумьями Лермонтова о своём поколении, которое бездейственно и бесплодно, над которым властвует «холод тайный». Среди таких людей не найти себе читателей эпическим поэмам, если вспомнить акцентированную автором сценария лермонтовскую строчку. Говоря же по-простому и по-нынешнему, ушла из жизни всякая эпичность, то есть значительность, масштабность — людей, идей и событий.
Зрители вместе с постановочной группой спектакля совершают «поэтическое путешествие с элементами Рока» (жанр). Слово «рок» в данном случае двузначное. Во-первых, это рОковые композиции Александра Конурина: «Пророк», «Желание» и др. Энергетический выплеск — «Умирающий гладиатор». Взяв в руки электрогитары, Конурин и Митякин поют на фоне пляшущего пламени — проекции на тех самых чехлах. А песня «Ангел» напоминает рождественскую (её исполняют Конурин и Анна Венгерович). Однако содержание весьма печально: Лермонтов словно себя имел в виду, когда писал про душу, которая томится на земле, тоскуя по небесам.
Второе значение слова «рок» — предопределённость, увязанная с сокровенными желаниями человека. Так, например, художник Лугин из неоконченной повести Лермонтова «Штосс» повсюду ищет свой «воздушный идеал», потому и участвует в безнадёжной карточной игре с призраком. Театрализованные вставки из повести проходят через весь спектакль. В роли Лугина — Павел Варенцов (ранее был Германном в «Пиковой даме»), а роль инфернального старика играет Сергей Полетаев. Призрак носит «бухарский халат», загадочно молчит и величаво мечет карты. На кону как раз «воздушный идеал».
Эта фантасмагория несколько иронически оттеняет реальный поиск Лермонтовым смысла своей литературной работы — поиск своего предназначения, служения. В сцене «Журналист, читатель и писатель» Павел Варенцов (тут он писатель) неоднократно вопрошает-восклицает: «О чём писать?!» И встык (это уже практически финал спектакля) новичок труппы Артём Нечаев читает «Поле Бородина», ранний вариант знаменитого стихотворения. Поэт Лермонтов выходит на общенациональную тему, на крупнейшее народное переживание.
...Что Чесма, Рымник и Полтава?
Я, вспомня, леденею весь,
Там души волновала слава,
Отчаяние было здесь.
...Однако же в преданьях славы
Всё громче Рымника, Полтавы
Гремит Бородино.
Скорей обманет глаз пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
Изгладится оно.
Артист, дочитав, надевает фуражку, берёт пистолет и уходит вглубь зала, навстречу дате, спроецированной на зрительский балкон, — 15 июля 1841 года. Навстречу последней лермонтовской дуэли. Поэт не застал эпических битв, но вёл некую личную битву. И уже кажется, что его монолог на смерть Пушкина — предсказание собственной участи. Круг спектакля замкнулся. Заснеженный берег Чёрной речки вдруг возник на летнем Кавказе. «Судьбы свершился приговор!»
В эпилоге спектакля — «Белеет парус одинокой...». Опять же рок в квадрате. Смелая музыкальная интерпретация, исполнительская экспрессия — и радостно-печальный образ белого паруса, с которым часто ассоциируют самого Лермонтова. Другой жизни, кроме как мятежной, он, кажется, не хотел.
• • •
И вот ещё на какую мысль навела премьера в театре. Век эпических поэм умчался... и вновь примчался. Эпические события и герои — на фронтах СВО. Просто о них пока не написаны поэмы, не поставлены спектакли и фильмы. И это значит, что впереди у мастеров искусств много общественно полезной работы. Которая, хочется верить, будет сделана, несмотря на шипение как бы интеллигентского московско-петербургского «света».