Фото из альбома Ирины Калачёвой
Слово «оранжевый» мне знакомо, «кунг» – из области фантастики. Впрочем, когда, удивляя пассажирский люд на остановках и мягко покачиваясь на больших дутых колёсах, подъехала брендированная «вахтовка», сразу стало понятно: оно.
– Нравится? – усмехнулся мужчина на скамейке. – Кстати, русское изобретение, как «дакаровский» КамАЗ. Ни в одной стране такого нет, потому что только у нас много земли и мало дорог.
Гигант послушно замер возле толпы ожидающих, распахнул дверь и выплюнул лестницу на три дополнительные к трём стационарным ступеньки. Эти ступени – шесть вниз и шесть вверх, и снова, и ещё, и повторить! – моим ногам ещё долго будут аукаться. Считайте сами: погрузились, тронулись в путь... Первое препятствие в виде реки Лодьма, переправа через неё на транспортном средстве запрещена. Значит, высаживаемся перед мостом, а потом карабкаемся обратно. А дальше – контрольно-пропускной пункт Севералмаза, высадка-посадка. Потом – административное здание с россыпью светящихся фонарей-камней, в нём нам проведут инструктаж по безопасности на объекте и выдадут оранжевые каски, высадка-посадка.
Снова вниз – за окнами привычный северный лес сменился инопланетным пейзажем. Мы прибыли к карьеру кимберлитовой трубки Архангельской – одной из шести трубок Ломоносовского месторождения.
Со смотровой площадки взглядом её не охватить: диаметр больше километра и почти двести метров в глубину!
Карьер.
По спиральному спуску к работающим экскаваторам медленно едут КамАЗы, с высоты огромные машины кажутся детскими игрушками, забытыми в песочнице. Днём и ночью работает техника и гудят погружные насосы, откачивая воду из гигантской воронки. Рядом трубка чуть меньше – Карпинского-1.
Нам пора снова покорять ступеньки, чтобы проехать к следующему объекту – ремонтному цеху. Здесь «лечат» всю технику: и девяностотонные БелАЗы, и их младших собратьев, «всего-то» на 45 тонн, и Caterpillar грузоподъёмностью до 91 тонны… Вон, стоят они у входа – у одного работяги колеса нет, у другого двигатель в разборе.
Девяностотонник.
– Не разбредайтесь! Каждый, кто отстанет, поступает в рабство к механикам! – шутит сопровождающий, но в глазах мужчин мелькнула надежда: может, случайно заблудиться?
Внутри цеха ждут своей очереди автосамосвалы. Точнее, несколько машин и огромный конструктор-сорокапятитонник, разобранный до винтика: через каждые 18 тысяч часов техника отправляется на полную переборку. 30 дней, 660 часов отведено механикам на эту работу.
Разобранный самосвал.
– А двигатель – новый? Вон как блестит! – интересуются экскурсанты.
– Нет, его отмыли и перебрали. Причём не у нас – на эту работу сил уже не хватает, отправляли подрядчикам в Петрозаводск.
Вот помещение для шиномонтажа: здесь покрышки диаметром больше человеческого роста! «Ах, какая клумба бы получилась!» – женщины о своём, о цветочках, даже в суровом мужском мире.
Шиномонтаж.
А вот – зона сварочных работ, где гигантские ковши объёмом до пяти кубических метров получают новые блестящие заплатки.
В ремонтном цехе тишина – на крючках у входа в ряд в ряд висят спецовки и рыжие каски, на зелёном табло часов начало первого, время обеда.
Спецовки и каски.
Мы тоже отправляемся в столовую. Вверх по ступенькам в автобус – снова вниз. Чем сегодня рабочих потчуют? На выбор – несколько супов, четыре варианта гарнира, мясо и рыба в судочках на двух прилавках. Беру рис, рыбу, салат из свёклы и морс – чуть больше полутора сотен «деревянных». Вкусно, сытно, недорого!
По рабочему посёлку Светлому просят ходить тихо, по телефону не разговаривать – здесь посторонних звуков не бывает, легко сбить сон тех, кто отсыпается с ночной смены. Мы стараемся не шуметь, тихо прогуливаемся мимо магазина, спортивного зала, вокруг восьми небольших общежитий – к бане. А больше и некуда.
Рабочий посёлок.
Опять забираемся в вахтовку и катимся к жемчужине (простите, бриллианту) Севералмаза – обогатительной фабрике. За окном зелень на фоне красной глины кажется нереально изумрудной. Бредут, оставляя пыльный след, медленные тяжёлые грузовики, осушительные каналы несут воды кирпичного цвета, цветёт иван-чай. Такие же огромные, как и всё вокруг, овода бьются о стёкла. Лето в разгаре!
Внутри фабрики фотографировать нельзя, записи вести тоже. Но как хочется! Стараюсь всё запомнить: руду автосамосвалы разгружают на решётку приёмного бункера, оттуда куски попадают в мельницы мокрого самоизмельчения. Огромные спиральные классификаторы удаляют лишнее и отправляют зернистый материал, содержащий алмазы, в вибрирующие грохоты.
Следующий этап – доводка, алмазы люминесцируют под воздействием рентгеновского излучения, поэтому обнаружить их в оставшейся массе специалистам несложно. В результате получается алмазный концентрат, который поступает в цех окончательной доводки. Здесь извлечённые алмазы проходят чистку кристаллов путём химической обработки, расситовываются и отгружаются в цех сортировки алмазов.
Наше северное месторождение уникально. Во-первых, здесь в одном месте сконцентрированы целых шесть трубок, которые целесообразно разрабатывать. Во-вторых, на севере высокий процент ювелирных и околоювелирных камней – 82%! В-третьих, в отличие от наиболее характерной для большинства месторождений мира формы алмаза – октаэдра, в отрабатываемых трубках месторождения имени М.В. Ломоносова чаще встречаются ромбододекаэдры (двенадцатигранники, каждая грань которых является ромбом).
– Скажите, а сколько руды нужно примерно переработать, чтобы найти приличный алмаз? – донеслось из толпы.
– У нас статистика: один КамАЗ – один алмаз.
Путешественники притихли.
На обратном пути экскурсанты задумчиво провожали взглядами каждого жёлтого труженика: шутка ли, волочить на себе 90 тонн бурых грязных камней, чтобы прогнать их сильной струёй воды через барабаны, спирали, сита и подъёмники, пока аккуратные женские пальцы не выберут из разных пород один маленький невзрачный камушек! До того, как стать драгоценностью, ему ещё ой как далеко – нужно пройти оценку, собраться с такими же камнями в лот, найти покупателя, скрыть все дефекты, приобрести огранку. И вот тогда только камень засияет и его назовут бриллиантом.
Фото Ирины Калачёвой