Фото Олега Химаныча
Пала уже глубокая осень. Мы с Иваном Сергеевичем Федотовым стояли на заснеженном причале Бакарицы, и перед нами высилась громада мурманского дизель-электрохода «Павел Пономарёв». Причал был сплошь заставлен внушительными железобетонными блоками, которые предстояло грузить в трюмы, и, может, оттого корабль казался ещё солиднее.
- Знаешь, какая у него мощь? Это же семь тысяч лошадей! – восторгался Иван Сергеевич. – Не у каждого ледокола такая! А форштевень? Взгляни – ну ведь истый богатырь-ледобой!
И впрямь, если бы не могучий ствол передней мачты со стержнями внушительных грузовых стрел, «Павел Пономарёв» ещё более походил на атомный ледокол «Ленин». И это уже дань корабельному дизайну шестидесятых, принятому проектировщиками для арктических бойцов. Его унаследовали тогда и транспортные дизель-электроходы серии «Амгуэма». В ней «Павел Пономарёв» строился одним из последних и сошёл с херсонских стапелей в 1970-м. Выходит, был тогда ещё жив Павел Акимович Пономарёв – уроженец Сумского посада, знаменитый моряк, первый капитан атомного ледокола «Ленин»…
Иван Сергеевич – пожилой моряк, уже заведший на берег свой пенсионный якорь, - и в тот день был моим провожатым в порту Бакарицы. Невысокий и полноватый, но не по возрасту подвижный, он, по обыкновению, ещё больше оживлялся, когда встречали мы у причалов корабли, на которых ему доводилось ходить. Тут же мы шагали вдоль борта «Павла Пономарёва», с которого, собственно, и началась северная биография Ивана Сергеевича, и потому в его карих глазах то и дело вспыхивала искра…
- Сам-то я южанин, из-под Керчи, - рассказывал он. - А на Север, как говорится, позвала меня романтика. Приехал в Мурманск, и вот повезло – сразу попал на «Пономарёва». Разницу прочувствовал тут же – и в кораблях, и в людях…
- Это как?
- Судно, считай, новьё – третий год, как с верфи. Сталь не ржавая - даже на верхней палубе, трапы, коридоры не сбиты, не стоптаны. В машине медь-латунь сияет… Я на Чёрном море в каботажке начинал; с дымогарными пароходами, с замазученными калошами под дизелем «Пономарёва» никак не сравнить. Флотскому порядку душа всегда рада!
- А люди?
- Я же говорил – мне повезло. Экипаж был уже подобран. В костяке - мужики с опытом, работящие, из них мало кто со стаканом дружил. А капитанил в тот год Владимир Владимирович Михайличенко – солидный мастер... Вот с ним мы тогда и пошли на Ямал. Взяли груз у газовиков и пошли…
- Вы это про сверхранний рейс?
- Дело было в самом конце марта – до навигации месяца три. Ребята с других «пароходов», помню, удивлялись: и куда вас леший понёс в такую рань? И то правда - в марте-апреле за Карскими Воротами лёд ещё стойкий, крепкий. А наши всё отшучивались, мол, с атомной тягой не страшно - это про ледокол «Ленин», который с нами в паре пошёл. Вернее, не пошёл с нами, а мы на него вышли - у Колгуева, дня через два, как из Мурманска отчалили… Вот сунулись мы в Карские Ворота, а там затор. Стоп машинам! У нас в Керчи годами снега не увидишь, а здесь матёрый лёд, торосы, куда ни глянь! «Ленин» тогда на сутки в разведку ушёл, с трудом, но пробился и вернулся за нами. Когда за ним в канале шли, всё равно приходилось пробиваться ударами. Вот когда грохотало и корпус наш трясло - стальные борта стонали! Не стыжусь – мне по первости даже страшновато, ночью не мог заснуть…
Стали милях в двадцати от берега – до места плановой выгрузки не дошли… Торосы до четырёх метров, но нашли поле со льдом в полтора-два… Очень ждали геологи жилые домики.
- Командиром вертолёта был Евгений Петрович, помню его по редкой фамилии – Бриллиантов, - снова в глазах Ивана Сергеевича сверкнула искра. - В своём деле умелец! Над палубой зависнет - у нас дух захватывало: как лопастями мачты не срежет?! Это когда мы домики стропалили… Вот он их с нашей палубы на берег по воздуху таскал…
- А «Ленин»?
- «Ленин» без дела не стоял – бил другой канал, всё ближе к берегу. Неделю бил и до припая дошёл-таки, а там уже грузовые площадки на льду подготовлены, дороги от Харасавэя (так посёлок назывался) проложены так – машины под самый наш борт подъезжали. Тут веселей пошло-поехало: и домики, что остались, и техника, и топливо. Выгружались неделю, может, больше…
- А дальше?
- Что дальше? Ничего. Как опустошили трюмы, так и домой. С «Лениным» расстались, где и начали, – у Колгуева…
Однако, когда уже смотрели с палубы «Пономарёва» на спорых бакаричанских докеров, Иван Сергеевич вдруг встрепенулся и заулыбался, как от чего-то приятного:
- Ан нет! Запамятовал! Был у нас коммунистический субботник! Это потом, в «перестройку», такие дела «демократы» опошлили, а тогда ребята с «Ленина» просто решили посоревноваться с нашими – кто больше и ловчее выгрузит. И наши за идею ухватились - с задором работали, наперегонки! И получилось, две бригады забросили на берег почти весь плановый груз – это больше тысячи тонн!
На палубе встретил нас штурман, как выяснилось знакомец Ивана Сергеевича - моложавый мужчина с весёлыми, зелёного цвета глазами.
Когда угощались чаем в кают-компании, Иван Сергеевич снова вернулся к рассказу о памятном рейсе на Ямал:
- В газетах, помню, о нас тогда много писали и заголовки давали часто со словом «дерзкий», – дескать, дерзкий эксперимент, дерзкий поход, дерзкий прорыв… Любит ваш брат журналист пафосом припудрить. Мы же тогда шутили: для нас тот рейс - обычная работа, ну разве что выгрузка на лёд не совсем привычное дело… Но прозвище «Павлу Пономарёву» тогда кто-то из экипажа придумал, мол, наш дерзкий Паша-ледобой. А дальше пошло и поехало…
Почаёвничав, мы потом ещё пару часов провели на борту «Павла Пономарёва»: побывали у радистов, на палубе, спустились в машину. Возможность пообщаться с кораблём и своими старыми товарищами радовала сердце старого моряка. Всех он либо заключал в объятия, либо подолгу жал руку своим собеседникам. Один из них, улучив момент, шепнул мне:
- Наш Сергеич – живая реликвия. Команда за эти годы не раз сменилась, он последний из тех, кто ходил тогда за «Лениным» на Харасавэй…
Между тем и обо мне Иван Сергеевич не забывал – почти без умолку рассказывал о делах молодости: как надолго довелось ему прописаться на «норильской рудовозной линии» - к причалам Дудинки, как странствовал дизель-электроход в арктических широтах, пробиваясь к самым отдалённым полярным станциям Севморпути.
- Мы и за Вилькицкого ходили, и не раз. Вот скажи, Земля Бунге, острова Анжу, Беннета, Генриетты – многим ли их глядеть-видеть доводилось? А для нас обычная работа…
Не забыл Иван Сергеевич, можно сказать, и про исторический рейс корабля в главный енисейский порт…
- Его не случайно приурочили к Дню международной солидарности трудящихся, - уверенно заявил Иван Сергеевич и с пафосом добавил: - С него потом повёлся отсчёт нового периода в истории и Мурманского пароходства, и Советской Арктики. Это когда 1 мая 1978 года заявились мы в Дудинку под проводкой ледокола «Капитан Сорокин». Всем объявили, мол, с этого момента навигация в западном секторе Арктики считается круглогодичной. Капитану «Сорокина» Виктору Семёновичу Вакуле и нашему Валерию Николаевичу Галкину – почёт, хвала и награды, остальным в экипажах от министерства солидные премии…
Седой Иван Сергеевич своей радостью порой походил на подростка. И всё же нет-нет, а диссонансом проскальзывали в его голосе тревожные нотки. Моего слуха они случайно коснулись, я поначалу не понял – отчего… Когда же уходили, уже на трапе, ведущем на причал, спросил он моряков:
- Как думаете, сколько ещё регистр нашему «старичку» дозволит?
- Года два-три ещё походим-потолкаемся, - ответил ему зеленоглазый улыбчивый штурман.
Олег Химаныч, морской историк