Фото unsplash.com
Спасла от смерти?
Метал вроде бы он сено на наволоке лесной речки с отцом, с семьей, притомился, жажда замучила. Направился он к ручейку, что внизу журчал, водицы испить, лицо обмыть от пота. И увидел на другой стороне лога шамаховку. Сидит она вроде бы на пне, волосы до пяток длинные расчесывает, алу ленту в косу заплести собирается. Пригожа, стройна, как корабельная сосна, нарядна в ярком сарафане, притягательна женственными движениями. Глазами, как темная вода в вадюгах, искорки в них. Быстро она околдовала мужика так, что забыл он про усталость, жажду, про родителей и семью. Опьяненный этим видением бросился вниз, да упал, покатился по склону и сломал себе ногу. Лекарей тогда в деревнях не было. Сложили знахарки ногу, срослась она да осталась кривой. И на войну потому не взяли. Радовался он порой, что на фронт не упекли. Особенно когда на соседних мужиков похоронки приходили, когда вдовы и матери голосили несколько дней подряд, да когда возвращались с фронта солдаты без ноги на деревяшке или без руки. Порой же проклинал себя и шамаховку, когда появлялись в деревне мужики с Георгиевскими крестами на груди да рассказами в подпитии про жизнь чужую, непонятную, о разных случаях во фронтовой жизни.
Девки пригожие
Много позднее рассказывали такую же примерно историю, которая приключилась с дальним родственником первого мужика. Привиделась мужику в лесу девка пригожая, обворожительная. Околдовала, бросился он к ней, а она близко не подпускает, исчезает среди сосен и опять манит. Метался он за ней по лесу, все с себя сбросил, ружье, пожитки, но не достал. Скрылась девка в кронах сосновых, как будто ее и не было вовсе. А то, что сбросил, так и не смог отыскать.
Говорят и про более удивительную историю в ближнее от нас время. Зашла будто одна из них в избушку к охотнику поздно вечером в потемках. Пригожа, нарядна, в зеленой малице, пимы расшиты дивными узорами, глаза темные, но яркие. При свете керосиновой лампы охотник смог рассмотреть, а языка словно лишился. Крепкого горячего чаю налил ей, сахаром поделился, сам с ней чаю попил. А утром проснулся – нет никого в избушке, один он, а дверь настежь. То ли явь была, то ли блажь хмельная. А на столе две кружки стояли.
Вот и говорят в народе до сих пор, что шутят–де шамаховки с людьми, по лесу шатающими, зло порой шутят. Блудят их в дебри непроходимые, в болота топкие заводят, в избушках лесных поспать не дают, шебуршат, голосами изводят, а за долгое время одиночества могут до умопомрачения довести. Но не ко всем такое отношение, а только к тем, кто им почему-то не понравился. Видимо колдуньи остро чувствуют души людские, их замыслы недобрые заранее определяют и пытаются что ли наказать по-своему, отвадить хапуг, чтобы не могли те черпать из их обиталищ – лесов да болот ни ягод-грибов, ни птицы-рыбы, ни зверя пушного. В общем пугают, как могут. Но порой и порядочным людям от них достается, когда в группе хоть один человек шамаховкам не люб. Однако страдает вся группа.
Слыхал я об этом много раз в разных вариантах, да не верил. Атеисты мы с пеленок, не верим в разные потусторонне силы, не было такого у нас в учебниках. И все это бабушкины сказки.
Дорога на речку
И вот однажды со мной случился невероятный случай. Пошли мы вдвоем на лесную речку поудить хариусов. Напарника я знал по совместной работе малое время. Симпатий к нему особо не питал, идти с ним так далеко не хотелось, что-то меня удерживало, но очень уж он меня упрашивал. Поддался я уговорам, решил сводить, показать дорогу и тропы, чтобы после ходил самостоятельно и меня не беспокоил. Отличался напарник тем, что мог к любому человеку придраться, даже к столбу. Вечно всех подозревал, завидовал успехам, удачам других по-черному. Искал постоянно повод вызвать конфликт, ссору, «завести» окружающих, а самому после потирать руки, испытывая неописуемое наслаждение.
Пошли мы более короткой тропой через малый бор. Давно этой тропой я не хаживал. Тяжело было на большом топком болоте, а ручей за болотом перешли хорошо.
После небольшого болотца подошли к малой речке, но не к той, на которую наметили пойти. И открылся нам подвесной мостик через речку. Подвесной, на проволоке-шестерке, которой плоты в ту пору вязали. В любое время по этому мостику можно было речку перейти, особенно в весенний разлив. Кто испытывал на себе прелести переправ через лесные речки весной, тот сможет это понять. С удовольствием и с восхищением смотрел я на это сооружение в далеком лесу. Радовался догадке, мастерству людей, сотворивших такое в лесной глуши. Зато спутник мой бубнил что-то про браконьеров, грабителей природы. Лезли наружу потемки его души. Попытался его унять, да куда там, только пуще его разозлил. «Оставайся, – сказал я ему, – брызжи тут слюной, а я пойду вниз по реке, догонишь, как успокоишься».
Остаться в одиночестве в незнакомом лесу он побоялся, угомонился. И пошли мы по тропе вдоль речки, которая петляла как пьяная вниз по течению. Петляли, петляли, и, чую, со мной что-то непонятное происходит. Звуки в лесу какие-то слышу, как будто кто-то разговаривает среди деревьев. Голоса вроде знакомые, а смысла слов не понимаю. Вдруг среди деревьев показываются дома с высокими крыльцами, а подойдешь – исчезают да в другом месте появляются. Вижу, и спутник мой головой вертит, видно тоже что-то необычное ощущает, а понять толком не может. Шли мы, шли и через полчаса подошли к знакомому уже мостику, от которого и пошли вниз по реке. Я остолбенел, голова закружилась, понять ничего не могу. Мысли в голове прыгают с пятого на десятое. Товарищ мой до того растерялся, что слова вымолвить не может. И у него, как нынче говорят, челюсть отвисла. Я в душе вроде даже обрадовался, хоть утих и на меня не давит.
Постояли немного, приободрились, собрались с силами и снова пошли вниз по течению. Звуки и разные видения все явственнее окружали нас. Мой внутренний компас, который ранее никогда меня не подводил, стал сбиваться. Пытался я мысы речки срезать, думал, короче будет. Но мы снова завершили свой путь кругом. Видно не заметили нужную отворотку и вышли снова к мостику.
Ночь в избушке
Муторно стало у меня на душе, головокружение усилилось, сердце билось в груди, как птица в силке, пот холодный заливал лоб. Подошел спутник мой, привалился без сил к дереву, воздух ртом хватает, лицо синюшное. Слабоват, видно натурой, только желчностью своей силен. Я, как ответственный за поход, собрался с мыслями, заставил свои ватные ноги двигаться и принял решение вернуться обратно по тропе к болоту подальше от этого проклятого места, чтобы избавиться от влияния каких-то непонятных сил, а затем идти под север лесом. Если снова идти по тропе, подумал я, то будем ходить по кругу, как лошадь на коновязе, пока не упадем без сил. Лесом мы удачно вышли на рассоху речек. Мой внутренний компас уже стал устойчивым, как говорят моряки, пришел в меридиан. Тропа от рассохи до избушки была хорошо знакома. Отдохнули немного, костер навели, ужин сготовили, а тут и потемки охватили. Забрались в избушку, долго обсуждали наше приключение. Решили, что нас водили по лесу шамаховки, хотя мы никого не видели. Боясь новых приключений, не стали даже гасить свечку. Кошмары начинали сниться мне, как только закрывал глаза и проваливался в дремоту. Так и провел ночь, не смыкая глаз. Ночные звуки и шебуршание слышались обостренно, но я пытался внушать себе, что это шум ветра и беготня, царапание мышей. Напарник мой ворочался, бормотал что-то, но разговора больше не заводил, и я не понял, спал ли он. Уром сразу же пошли домой, только другой дорогой, более длинной, даже удочек не замочили. Я считал, что все напасти случились от моего напарника и более с ним никуда не ходил. Такого в моей жизни больше не случалось.
Ныне потусторонний мир обретает плоть и перемежается с явью. Ему отводится много места на телевидении и в печати.
В. Ружников, Архангельская обл., г. Мезень
Здесь можно подписаться на газету Деревенские истории
