Как соцработник Вера Николаевна мужа с квартирой нашла

25897
4 минуты
любовь сердце Фото pixabay.com
Вера Николаевна всю жизнь, считай, прожила в крохотной квартирке – она так ее и называла. Да и то: кухонька на полтора человека рассчитана, комнатушка поболе, аж целых четырнадцать квадратов. Пока вдвоем жили с дочкой, вроде и умещались – Вера Николаевна свою узкую кровать за шкаф пристроила. А тут вроде и счастье привалило, дочка из старых дев в жену записалась, мужа в квартирку привела.

Все бы ладно, но домой ноги Веру Николаевну не несут, хоть ты тресни! Берет подработку, хотя тоже работа-то не сахар. Она соцработник. В услужении уже девятнадцать лет, попривыкла, с подопечными не ссорится, старается им не перечить. А тут как-то начальница попросила старикана взять еще. Поотказывалась: мол, знаю же я, что он вреднючий, Зина вон не сладила с ним и Анна Петровна отбилась. Уломала начальница – сговорились на два месяца.

После трех посещений пошла к начальнице: «Не могу, как хотите, вреден больно, ко всему придирается, и это ему не так, и то не эдак. Продукты не там купила, не такие! Как будто и знает, где покупать, лежит-то уже сколько! Замучил, не хочу, ищите кого другого вместо меня!». А та ей: «Ну, вы же согласились на два месяца? А уговор дороже денег! Всего месяц и остался-то!».

Скрепя сердце пошла опять к старикану. Валерьянки наглоталась, молчком, не перечит, что ему не нравится – переделывает. Только и считает Вера Николаевна, когда ее каторга закончится. А дед ей в предпоследнюю неделю вон что выдал: предложение сделал! Ага, замуж позвал! Так и сказал: «Я тут поразмыслил и решил: неча деньгами расшвыриваться. Замуж за меня выходи». Вера Николаевна остолбенела: «Совсем старик спятил! Маразматик! Но я-то еще с ума не сошла!». Промолчала.
Уходить стала, а этот старый стручок, замшелый пень, ей свое в спину повторяет: «Ты смотри сама, я два раза не позову. Только свой-то пол приятней мыть будет. Квартиру на тебя отпишу».  

Вера Николаевна дверью хлопнула и к начальнице: «Ну все, как хотите, ищите другую дуру!» И все рассказала, а та ей так задумчиво: «А ты бы, Верочка Николаевна, не горячилась так, ведь такой вопрос серьезный надо и обдумать хорошо. Поостынь, подумай. Он же одинокий, беспризорный дед. Квартиру даже пообещал… Никому ведь за шестнадцать лет такого не говорил, а в тебе, видать, тепло твое разглядел, родную душу, что ль, почувствовал? И дочке бы помогла, нелегко, поди, на четырнадцати метрах-то жить, да зятя ублажать? Ты пока домой иди, думай».

Через три дня, увеличив дозу валерьянки, пошла Вера Николаевна к деду. Задумала: повторит, что сказал, соглашусь. Все сварила, все помыла, обиходила, белье сменила, он и спрашивает: «Ну, так что, пойдешь за меня?» В горле у Веры Николаевны пересохло: не соглашусь, он на меня жалобу накатает, не впервой ему; соглашусь – вроде как сама себе приговор подписываю. И так худо, и так нехорошо. Кивнула головой, прошелестела помертвевшими губами: «Да».

…С тех пор прошло почти три года. Часто ночью Вера Николаевна горько плачет, стараясь, чтобы дед не услышал: «Ну душу же продала! За квартиру, за проклятые метры квадратные! Я же батрачка, прислуга, нянька. Брак-то мой по расчету, по уходу. Но ведь могла бы и отказаться…»

А утром встает, моет, трет, идет в магазин, в аптеку, да не задерживается – старику это не нравится! Дед же жив и помирать не собирается, обмыт, обстиран, накормлен. Никаких разговоров душевных он с ней, женой, не ведет, да и она к этому не стремится. Свою родную кровать перевезла сюда, с его разрешения, конечно, в уголочке притулила, тоже почти за шкафом.

Раз в полгода отправляет старик Веру Николаевну за священником, и тот приходит, кротко попросив женщину погулять часика два. Вера рада: какая-никакая, а свобода! На целых два часа! После священника старик молчит день-два, ни к чему не придирается. А в последний раз, на третий день уже после ухода батюшки, погладил руку Веры Николаевны, когда она ему тарелку с кашей принесла: «Спасибо тебе, Вера. Ты уж досмотри меня». И лицом посветлел. У Веры Николаевны так защемило в груди, глаза защипало: «Господь с вами! Живите!». 

А ночью подумала: «А ведь в тепле и спокое живу. Пол свой мою. Свой! Да, вредный он, но ведь и хозяин – барин. Сама согласилась на брак по уходу, живи. Дочка вона как довольна – ну-ка, мать ушла, а не ее выставила искать жилье! Нет, живу я хорошо, в тепле и спокое». И уснула. Без слез.

Полина Тяпкова

Здесь можно подписаться на газету Зимняя вишня
Обращаем ваше внимание, что в комментариях запрещены грубости и оскорбления. Комментатор несёт полную самостоятельную ответственность за содержание своего комментария.