Сериал в России больше чем сериал

Вот смотрю я на Первом канале сериал «Таинственная страсть». Так и хочется взять листок, ручку и... Нет, не писать стихи вслед за его героями – поэтами-шестидесятниками, а разделить листок на две части, в одной поставить знак минус, в другой – плюс. И внести в первую графу то, что мне в сериале не нравится, а во вторую – то, что нравится. Потому что однозначно сформулировать впечатления не получается.

Вряд ли ещё какой-то сериал был настолько ожидаемым – его анонсировали весь прошлый телесезон, да так и не показали. И в этом сезоне анонсов было столь много, что страх разочароваться бежал впереди интереса. Мы, потребители, так воспитаны: если нам что-то слишком усердно предлагают, держи ухо востро.

И вот, едва успев начаться, сериал стал полем непримиримой битвы, страсти по «Таинственной страсти» в Интернете кипят суровые. Одни плюются, другие в восторге. Поначалу казалось, что линия фронта проходит исключительно по политическим взглядам. С одной стороны кричат: «Эти шестидесятники в итоге развалили страну!»,  с другой, наоборот, всяческими недобрыми словами поминают ту страну, которая клеймила позором и выдворяла этих самых шестидесятников.

Масла в огонь подлил тот факт, что автор сценария Елена Райская не скрывает своих политических позиций: да, «ватница», да, «Крым наш». К тому же она избрала зыбкий путь – бурно реагировать на критику в «Фейсбуке», считая, что именно эти её взгляды влияют на мнение зрителей сериала. Хотя вовсе не только либеральные оппоненты Райской критикуют «Таинственную страсть» за то, что их любимых героев и любимую эпоху «оттепели» показали «не так», а сценарий писала «не та». Не реже возмущаются её сторонники, упрекая создателей фильма уже за одно обращение к этой эпохе и этим её героям.

Но в итоге в страстной полемике всё оказалось сложнее и глубже, чем просто политические разногласия.

Одна из сложностей, пожалуй, в том, что зритель сериала невольно вовлечён в многоступенчатые сравнения. Те, кто читали роман Василия Аксёнова, по мотивам которого снят фильм, сверяют сериал с ним. Те, кто помнят 60-е годы, соотносят свои воспоминания с той атмосферой, которую передали Елена Райская, режиссёр Влад Фурман и актёры. Те, в чьём восприятии существуют свои образы Беллы Ахмадулиной, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского и иже с ними, сравнивают их с экранными персонажами. В итоге получается изрядная путаница, которая усугубляется тем, что, вообще-то, в кино не Ахмадулина, Евтушенко, Вознесенский, а Аххо, Тушинский, Андреотис, то есть герои с реальными прототипами, но в то же время этакие собирательные персонажи – «художественные воплощения более или менее близкие к оригиналам», по определению самого Аксёнова. От всего этого голова может пойти кругом.

Кстати, и само название сериала неоднозначно. Разумеется, речь не о сложной личной жизни центрального героя – Ваксона (страсть ведь таинственная, а не тайная). Самое расхожее объяснение: таинственная страсть – это творчество. Да, если бы не стихотворение Беллы Ахмадулиной, где есть такие строки:

К предательству 

            таинственная страсть,

друзья мои, туманит 

                                      ваши очи.

Начальные титры фильма даны на фоне старой Москвы, снятой с высоты, будто бы с самолёта. Горизонт не ровный, он под уклоном. И в этом я для себя увидела некий знак. Смотреть сериал стоит именно так: не воспринимать его прямолинейно, а позволить себе найти свой ракурс.

Я смотрю с ракурса любопытствующего наблюдателя. Не сопереживаю отчаянно героям. Может быть, потому, что, в принципе, понятно, что будет с ними дальше. Это же не какая-нибудь рабыня Изаура. Мы ведь знаем, что было в жизни прототипов, и в картине не ждём сюрпризов. И в то же время мне не скучно. Местами смешно - там, где, по логике, не до смеха.

Посмешило, к примеру, «явление Пастернака народу» - он появился перед веселящимися на пикнике молодыми писателями, словно олень в чаще. Мелькнул этаким призраком... Потом я всё никак не могла смириться с тем, что Вознесенский в фильме не стал его учеником, как в жизни. Лишь на похоронах Пастернака чуть быстрее, порывистее, чем остальные, шагнул за гробом. Но стоп, говорю я себе, это не Вознесенский, это поэт Антон Андреотис. Но ведь Пастернак-то и в фильме Пастернак! Путаница, как и было сказано.

Актёр Евгений Павлов, сыгравший Андреотиса, к слову, и впрямь похож на молодого Андрея Вознесенского. Это даже вдова поэта Зоя Богуславская признала.

Дочь Роберта Рождественского Екатерина написала в «Фейсбуке»:  «Человек, похожий на моего отца, поймал в характере нечто такое важное, что вызывало у меня подсознательную дрожь. Уловил какую-то тонкую интонацию, деталь, придыхание». Этот человек – актёр Александр Ильин-младший.

А вот Чулпан Хаматову в роли Нэллы Аххо я никак не могу ассоциировать с Беллой Ахмадулиной, как бы старательно она ни тянула шею и ни пыталась быть не от мира сего.

Похож ли Филипп Янковский на Евгения Евтушенко? Ну вот, опять я о внешнем... Но если не о внешнем, то лучше было пересмотреть интервью «Соломон Волков. Диалоги с Евгением Евтушенко», которое так к месту повторил в эти дни Первый канал.

Особняком стоит Ваксон – Василий Аксёнов. Он вне сравнений с прототипом и тем интересен - образ молодого Аксёнова не столь растиражирован, как образы остальных героев. В этой роли, кстати, открыла для себя актёра Алексея Морозова, даже на его страничку в «Фейсбуке» подписалась.

А ещё там есть Влад Вертикалов, он же Владимир Высоцкий, он же Сергей Безруков без грима. Это не раздражает, это не смешит, это как-то никак. Есть Яков Процкий, он же Иосиф Бродский, он же Артур Бесчастный. Стихи, прочитанные в машине, - это, по-моему, было неплохо.

Есть Кукуш Октава – Булат Окуджава – Алексей Агопьян. Он весьма забавно прилюдно сочиняет стихи, отзываясь на случайно услышанные фразы. Не менее забавны кадры, в которых стихи пишут другие поэты (разбросанные исписанные листы, хождение по комнате...). Помню, ещё в фильме Натальи Бондарчук «Пушкин. Последняя дуэль» меня веселили попытки показать процесс написания стихов. Но как же без этого, коли и об этом речь?

И как же без дыма коромыслом, без бесконечно льющегося алкоголя, если это было, было?

Да, наверно, неуместен и груб мой вопрос: а на что они, собственно, гуляли? Члены Союза писателей имели право нигде не работать, писательство и есть их труд – это даже оговорено в сериале. Но когда Бродского (простите, Процкого) собираются судить за тунеядство, невольно свербит мысль: неужели гонорары Нэллы Аххо и Яна Тушинского позволяли им покупать все эти «подпольные» рубашки и платья, ездить в Коктебель, зависать в ресторане Центрального Дома литераторов?.. А может, и позволяли. Какая я меркантильная, право... О высоком надо. О высоком.

Прочитала у той же Екатерины Рождественской: «После этого кино, нравится оно или нет, будет много открытий, неизведанных стихов и упоений для наших детей» (подруга рассказала ей, что дочка с упоением читает стихи Рождественского). Вот и некто Екатерина Сигуева ей вторит: «Свято верю, что после сериала молодёжь захочет почитать Рождественского, Ахмадулину и Пастернака». Ну хорошо, коли так. Хотя, если честно, видится в этом некая утопия. Зал Политехнического на минуту появляется «из прошлого, из былой печали» и теряется где-то в «фейсбучных» закоулках, где спорят отнюдь не о стихах.

* * *

Василий Аксёнов назвал дух 60-х  Пролетающим-Мгновенно-Тающим. И вот сейчас с экрана до нас доносится лёгкое дуновение того тёплого ветерка, напоминая, что любая эпоха, чем бы она ни была заполнена, – лишь мгновение. Как мгновенны эпохи, из которых складывается жизнь каждого человека. Не потому ли при всех претензиях к сериалу всё явственнее проступает грусть?..

А плюсы и минусы фильму я так и не поставила. Всё смешалось, переплелось. Но похоже, у меня, вопреки законам математики, плюс на минус всё-таки даёт плюс.

Ева НЕДРЕМЛЮЩАЯ