Новости Северодвинска и Архангельской области

Девочка со знаком OST

03.07.2016
Изменить размер шрифта
Мария Петровна Васильева. Фото из архива Михаила ВАСИЛЬЕВА


Перед Днём Победы зашёл к нам в редакцию Михаил Иванович Васильев, в течение 30 лет руководивший знаменитой Юридической школой, и принёс несколько пожелтевших листочков с машинописным текстом. Это были воспоминания его мамы, Марии Петровны Васильевой (Захаровой). Точнее, давнее письмо в газету «Труд», написано ею в 1989 году под впечатлением статьи о детях, которые были угнаны во время войны в Германию.

Всё было отобрано
Мария Петровна пишет: «Эти воспоминания очень тяжелы. Я тоже была угнана в Германию, ходила со знаком OST или «остарбайтер», так нас тогда называли». И рассказывает о своей жизни. 

Семья Марии была большая, семеро детей. Отца репрессировали и вскоре расстреляли, о чём они узнали только через 25 лет. А всего-то был у Захаровых «маленький домик в три окошка, корова да лошадь. Всё было отобрано, а семья выброшена на улицу. Как они выживали, один Бог да мама Марии знали...

Но там хотя бы кормили 
В 1941 году немцы вошли в Машин родной город Старую Руссу. Ей в тот чёрный год было всего 14 лет. Спасаясь от фашистов, вся семья пешком ушла в деревню, но фашисты пришли и туда…

Всех эвакуированных, а к ним относилась и семья Марии, вывезли в Литву, на станцию Дукштас. Разместили их у тамошних крестьян. За время пребывания у хозяина-литовца Мария научилась всякой крестьянской работе, в том числе и самой тяжёлой. Но там их хотя бы кормили и относились неплохо. Но и этому пришёл конец. Однажды, сославшись на немецкий приказ, хозяин отвёз маму Марии, её саму и сестёр обратно в Дукштас.

«Мы оказались около школы, где было много жандармов, - писала Мария Петровна. - Ввели меня, маму и сестёр в класс, спросили фамилию. Записали и вывели в коридор. И в этот момент открылась дверь в другой класс, и меня втолкнули туда. Класс был набит молодыми девчонками, все плакали... Нам даже не дали проститься с родными. Моей маме удалось подойти к окну, она передала мне в форточку узелок с одеждой и едой. Нас набили в вагоны и отправили неведомо куда. Мы горько плакали. Привезли в какой-то город и погнали под конвоем в лагерь».

А тут бомбёжка! 
В этом лагере, как оказалось, была пересылка. Всех прибывших по 150 человек отправляли в баню. Пришла очередь Марии с подругами. Разделись, одёжку немудрёную и узелки домашние повесили на крючки. А тут бомбёжка! Выскочили, почитай, голышом на улицу. Зажигалка влетела прямо в бельевую, начался пожар. Горели бельё, люди и сам барак.
«Было очень страшно, кричали обожжённые люди. Всё наше сгорело. Люди поделились, чем могли, кто-то дал нижнее бельё, кто-то кофтёнку. Всё было ветхое, но уж что досталось. Хуже было с обувью. Немцы потом выдали нам колодки деревянные. Обеспечили «обувью»...»

Ни дня без слёз
А потом Машу перевезли в лагерь городка Ватенштадта. Мария с подругами, их было шестеро, старались всё время держаться вместе. «Мы просто сроднились, ведь все были из Старой Руссы. В лагере расселили нас по штубам (блоки на 20 человек в бараках). Там были двухъярусные нары, стол и фанерный шкаф вдоль одной из стен. Каждой полагалось одно отделение шкафа. Выдали пропуска «аусвайсы» и лоскуты ткани с буквами OST.

Так начался для Марии кошмар фашистского лагеря. Ни один день не проходил без слёз. Кормили так: на день - 100 г хлеба с опилками, 1 литр баланды из картофельных очисток и каких-то длинных чёрно-зелёных листьев, которые росли на обочинах дорог. «Часто в баланде были черви. Их выбрасывали, не говоря ни слова, и продолжали есть. Лагерная обслуга на нас только орала, оскорбляла всячески. Миски с едой швыряли нам так, что половина проливалась».

Мария Петровна пишет: «Мы, девчата, ещё хоть как-то держались. А на мужской половине на ребят было и вовсе страшно смотреть. Это были живые чёрные скелеты, непохожие на людей... Их постоянно избивали по поводу и без. Были там и другие лагеря, и даже концлагерь, в котором были смертники. А ещё были лагеря латышский и литовский. Но там была другая жизнь. Хлеба им давали 400 г. Содержались там добровольцы, из них многие были нашими надзирателями». 

Девушки из Старой Руссы трудились на разборке разбомбленных бараков, засыпали воронки от бомб, часто их посылали на сельхозработы. Однажды Марии на ногу уронили тяжеленное бревно, все пальцы на ноге были раздроблены. Как вынесла девочка сильнейшую боль, как всё заживало в чудовищных условиях лагеря, страшно себе представить...

Штрафная команда Хупы
Мария Петровна вспоминает: «С нами рядом всегда были надзиратели, которые требовали называть их «мастерами». Разные это были люди: немцы, итальянцы, поляки и один русский. Злые они были очень. Отдыха не давали совсем, били и орали нещадно. Особенно трудно было зимой. Землю мёрзлую киркой били.

Помню штрафную команду Хупы, куда мы попали. Хупа – пожилой немец с красным носом, в ботинках на толстой подошве, в чёрных блестящих крагах и с толстой резиновой палкой. Он всегда подкрадывался незаметно сзади и сильно бил палкой по спине. Был, правда, один хороший немец, жалел нас, не кричал. Он был в плену в России после Первой мировой. Но Хупа как-то заметил, что тот разрешил нам отдохнуть. Больше этот «мастер» у нас не появлялся... Во время бомбёжек мы не прятались в убежище, а шли рвать сурепку, которая росла рядом. Набивали травой желудки прямо под близкие разрывы бомб. Так есть хотелось...»

Но мы уже ехали на Родину!
10 апреля 1945 года Марию с подругами освободили американцы, а 9 мая девушки узнали о Победе. Их вывезли в Магдебург, чтобы передать советским частям. Потом была большая проверка. И только после неё Маше и её по-другам выдали документы для возвращения домой. Дали сухой паёк на дорогу, посадили в пассажирские вагоны и отправили в Брест. А уж от Бреста все добирались до своих родных мест как могли. «Мы вшестером ехали без еды и денег в одном направлении, но мы же ехали на Родину!»

Вот и вся бесхитростная история войны для девочки со знаком OST. В конце письма приписано: «Это первое моё письмо в газету. Перед тем как написать его, я провела несколько бессонных ночей».

* * *
Михаил Иванович Васильев говорит: 
- Любимая моя мама была очень светлым человеком. Незадолго до своей кончины она сказала мне: «Миша, я счастливую жизнь прожила. Где бы я ни работала, меня всегда люди уважали». Я только подумал: «Куда уж счастливее? Раскулачивание, смерть отца, голод, унижения, немецкий лагерь, боль и смерть близких...»

После войны мама жила в Костроме, там и я родился. Получила образование, работала главным бухгалтером  в разных организациях. Жили мы в одной комнате с семьёй маминой сестры, у которой было двое своих детей. Жили дружно. Всякое бывало в те непростые годы, только мама моя никогда не унывала и своим примером многих людей поднимала. Весёлая она была, щедрая, добрая и не жаловалась никогда. И в 79 лет на одном из наших семейных праздников она так отплясывала, что никому и в голову не пришло вспомнить о страшной её военной травме - раздробленной ноге... Светлая тебе память, мамочка, дорогая моя Мария Петровна... 

Татьяна БУКУРОВА

   


Возрастное ограничение











Правозащита
Совет депутатов Северодвинска

Красноярский рабочий