Кегостров: где вы, алые паруса?

С восточного берега Кегострова открывается вид на парадный фасад Архангельска. Говорят, в XVII веке ширина Двины здесь составляла всего 500 метров. Есть даже свидетельство от Фёдора Литке, мол, горожане и островитяне могли перекрикиваться «с голоса на голос», и это уж потом время и река отдалили берега друг от друга на полтора километра…

По меркам Усть-Двинья с его низменными островами, песчаными косами, отмелями и мудрёными фарватерами Кегостров – большой. К северо-западу от него такой же крупный и низкий остров Андриянов. Между ними – Лесные кошки и островок Зубиха. Здесь же бесчисленные мелкие речки и протоки с изменчивыми и порой обманчивыми руслами. Каждая имеет своё имя, но местные жители чаще именуют их общим словом – Курья…

Поселенчески Кегостров делится на несколько «микрорайонов» из собственно центральной части и бывших небольших деревень: Голова, Курган, Одино, Кяростров, в отдалении к северу – Захарово и Гневашево. Гневашево кудесник словесности Борис Шергин упоминает в одном из своих сказов: «В Двинском устье, на острове Кег, стоял некогда двор Лихослава и его брата Гореслава. На Лихослава пал гнев Студёного моря. По той памяти место, где «двор Лихославль», до сих пор называется Гневашево».

Выходит, деревня эта пустила свои корни издревле. А коль уж докапываться до самых начал, то упоминание о местном погосте можно отыскать ещё в летописи 1419 года, когда полутысячная армия скандинавов с огнём и мечом прошлась по Заволочью (срединной части Архангельской области, примыкающей к Северной Двине). Погост, со слов Василия Никитича Татищева, основали новгородцы для сбора дани с местного населения, а название острова долгое время писалось через дефис - Кег-остров - в угоду финно-угорскому и русскому двуязычию, которое бытовало в Прибеломорье с заповедных веков. 

Слово Христово не могло миновать Усть-Двинья: недалеко от Кег-острова появились и Вознесенье с каменной церковью, и Никольский храм в Конецдворье. Вот и на Кегострове в 1796 году тоже поставили храм, каменный, – Илии Пророка, колокольню возвели в 1812-м. И то и другое порушили, снесли в 30-е годы века прошлого. Сегодня на Кегострове небольшая, но уже деревянная церковь – всё того же Илии Пророка.

Кстати, с середины XVIII столетия работал на Кегострове и небольшой завод некоего дьяка Христофорова, чьи умельцы отливали церковные колокола.

У русского художника Петра Кончаловского (авангардист, создатель творческого объединения «Бубновый валет», один из самых дорогостоящих русских художников за рубежом, дед Андрея и Никиты Михалковых по материнской линии) есть картина «Мельницы на Кегострове». Её он написал, будучи в Архангельске в 1903 году. На архивной фотографии 1919 года одну из мельниц ещё можно увидеть. А вот где именно располагалось островное мукомольное производство, ответить уже затруднительно.

Александр Степанович Грин (Гриневский), автор знаменитых «Алых парусов», около года своего архангельского бытия (1910-1912) жил на Кегострове, и это место наравне с Заостровьем присутствует в его рассказе «Ксения Турпанова» (1912). К тому же, как полагают, в упоминаемой там же деревне Кикасиха на самом деле писателем выведена Рикасиха. В рассказе он именует Кегостров Тошным островом, и это иных местных читателей обижает. А стоит ли обижаться? Всё-таки Гриневский проживал здесь не в праздном удовольствии, а в политической ссылке – вот и тошно ему было, отсюда и Тошный остров. Между тем встречал я людей, убеждённых, что сама идея жизнеутверждающих «Алых парусов» пришла к Александру Степановичу именно на Кегострове.

Упоминания о бедствующих жителях Кегострова в исторических хрониках мне не встречались – большинство жило нескудно, в достатке. Помимо традиционных промыслов хлеб насущный поморам давала ещё работа на смолокурнях, пильных мельницах, лесозаводах. И такое производство на Кегострове основали давно, ещё купцы Кыркаловы. С той поры плоты, запани, штабеля брёвен, сортовочная, склады, пакеты досок стали непременными в пейзаже посёлка. В советское время на местном ЛДК имелся даже свой мебельный цех, а продукция кегостровцев шла и на экспорт. К слову, первый раз в жизни судно под заморским флагом я увидел как раз у причала Кегострова. Лет пять мне было, и шли мы теплоходом в Северодвинск. Хорошо помнится чёрный корпус греческого лесовоза, его в три яруса рубка цвета слоновой кости, широкие раструбы вентиляции, грузовые стрелы в сплетениях тросов. Но особо впечатлила нарисованная… кисть руки на дымовой трубе – эмблема судоходной компании...

Земля Кегострова не хлебородна. Но сельские угодья, и особенно травостой, приносили здешним крестьянам доход. Утверждают, в советское время местный колхоз (кажется, именовался он «Красный восход») снабжал молоком чуть ли не весь Архангельск... 

Однако у большинства моих сверстников Кегостров прочно ассоциируется с аэродромом. Он считался основной воздушной гаванью Архангельска и области ещё с «добролётовских времён» (пассажирское сообщение аэродром открыл в январе 1930 года рейсом на Усть-Сысольск (Сыктывкар). О гулах авиации, которые доносились с левого берега Северной Двины, упоминают в своих дневниковых записях и военкор Константин Симонов, и мастер русского рассказа Юрий Казаков. Восхищённый своеобычием летнего Архангельска конца 50-х, Юрий Павлович заметил: «…и о внешней шумной жизни напоминать вам будут разве что гудки пароходов на реке да звук садящихся и взлетающих за Двиной самолётов».

Так и было до 1963-го, когда авиацию, у которой и размах крыла шире, и масса тяжелее, не переместили в Талаги. Так называемая малая авиация, в том числе санитарная и пожарной охраны, трудяги «аннушки» и вертолёты, «садились и отдыхали» на грунтовом поле Кегострова ещё восемнадцать лет. Но потом и они сменили свои базы.

Остались раритетные фото – архивные и в семейных альбомах. За каждым из них – великая история. Вот, скажем, снимок, на котором запечатлён уникальный АК-1 «Латышский стрелок» - наша, отечественная, крылатая машина, построенная в единственном экземпляре. Эксплуатировалась она на первых воздушных линиях Союза - из Москвы на Нижний Новгород и Казань. В 1925 году известный пилот А.И. Томашевский с бортмехаником Н.А. Калмыковым вели «Латышского стрелка» по маршруту Москва – Пекин – Москва. А вот по какой надобности этот самолёт очутился на аэродроме Архангельска, ещё предстоит выяснить.

Или же ещё снимок: обслуга кегостровского аэродрома готовит к вылету машину П-5 пилота Фариха. Дата на фото – март 1935 года. Именно тогда полярный ас Фабио Брунович Фарих впервые перелетел из Москвы в бухту Варнека на Вайгаче. И вероятнее всего, на снимке как раз запечатлён один из моментов того рейса…

Михаил Бабушкин, Борис Чухновский, Отто Кальвиц, Михаил Водопьянов - первые наши полярные лётчики, всем им Кегостров был знаком. А в 1938 году здесь приземлили свою машину Полина Осипенко, Марина Раскова и Вера Ломако… И это не только портреты героев великой страны. Как примета времени, подсказанная их старыми фото, – все улыбаются!

Бережно листаешь фотолетопись Кегострова, она повествует о том, как росла и крепла авиация Советского Севера: от бипланов - «летающих этажерок» до машин с металлическим фюзеляжем. Тут и поликарповские воздушные извозчики По-2, и туполевские ТБ, и штатовские Си-47 «Дуглас», перелицованные в наши Ли-2. В 1958-м северяне разжились своими двумя Ил-14 – на тот день роскошными лайнерами. Тогда же с небес на его поле спустились первые «стрекозы» - вертолёты, а в 1962-м у берега появился свой гидроаэропорт…

О буднях и праздниках Кегострова рассказывал мне в своё время бортрадист Виктор Алексеевич Малышкин. Как отправлял и принимал аэропорт пассажирские, почтовые и «газетные» рейсы. Как меняли на нём свою сезонную «обувь» самолёты полярной авиации, переходя с колёс на лыжи и наоборот. Как поршневые Ли-2 с метеорологами всякий раз «карабкались» за показаниями на высоту выше предельной. И как всего за месяц набирали архангельские экипажи по 120-150 часов воздушного стажа…

В июле 1941 года на Кегострове сформировали 5-й отдельный авиаполк Гражданского воздушного флота. Кадры набирали из северян, а также из полярников, кто породнился с арктическим небом ещё до войны. 

Тогда же, в сорок первом, аэродром Кегострова одним из первых в Союзе принял помощь по ленд-лизу – британские истребители «Харрикейн». Первые пятнадцать машин 151-го английского авиакрыла прибыли в Архангельск с самым первым союзным конвоем - PQ-0 «Дервиш». Самолёты везли в трюмах, предварительно разобрав. В мастерских Кегострова их снова собирали и уже с местного аэродрома отправляли воевать на Север.

А бывало, садились на Кегостров и тяжёлые британские бомбардировщики. В октябре 1944 года один из «Ланкастеров» (BMark 1 ME559), сбросив бомбы на немецкий линкор «Тирпиц», укрывшийся в норвежских фьордах, не смог дотянуть до Ягодника, штатного аэродрома русских союзников, и потому садился на Кегострове. Посадка была жёсткой, и корпус «Ланкастера» потом несколько лет покоился в стороне от лётного поля.

Кстати, британские авиаторы бывали на Кегострове. Под их служебное жильё отвели каюты парохода «Н. Гоголь». Этот старый речной колёсник, пришвартованный к берегу, англичане в шутку прозывали «пароходиком с Миссисипи». Между прочим, ветеранов Второй мировой на этом свете уже осталось наперечёт, а «Н. Гоголь» жив. Более того, летом он пробегает Никольским рукавом мимо Кегострова. Вспоминается ли ему военное бытие и постояльцы кают - пилоты «Харрикейнов»?

Войны без жертв не бывает, и трагедии не обошли Кегостров. Одна из первых потерь – Тойво Антикайнен, финский революционер, председатель Компартии Карелии. Он погиб в авиационной катастрофе 4 октября 1941 года, похоронен на Кегострове. Сегодня мало кто об этом знает…

Памятную стелу погибшим лётчикам 5-го отдельного авиаполка гражданской авиации открыли в мае 1973 года. Базировался полк на Кегострове. На мемориальном камне высечены тридцать девять фамилий. Во главе скорбного списка – Герой Советского Союза Павел Кашуба. Он окончил Ейское авиационное училище, летать начал ещё до войны, после увольнения в запас работал в северном подразделении Всесоюзного треста лесной авиации, в Архангельской области. С июня сорок первого он пилот авиагруппы особого назначения Генштаба РККА, выполнял задания и на фронте, и в тылу врага. Осенью 1941 года в исключительно сложной обстановке Павел Кашуба эвакуировал из окружения раненого командующего Брянским фронтом генерал-лейтенанта Андрея Ерёменко. Кашубу удостоили звания Героя Советского Союза. В целом он совершил более 200 боевых вылетов на транспортном самолёте, однажды был сбит, но сумел-таки приземлиться и выйти к своим. Погиб отважный лётчик в сентябре 1944 года, выполняя рейс к партизанам Югославии…

Живы доныне и легенды военной поры. Одна из них о том, что в 1943 году через кегостровский аэродром лётчики доставили к месту передачи груз беломорской сёмги, которой товарищ Сталин потчевал затем американского президента Рузвельта на конференции в… Тегеране.

Авиаторов на Кегострове чтят. И павших в войну, и тех, кто не вернулся из полёта много лет позже, - на местном кладбище есть некрополь «погибших при исполнении служебных обязанностей». Последние захоронения здесь датированы 1974 годом…

«Вечная память полярным лётчикам, людям железной воли и большого сердца», - начертано на памятнике экипажу самолёта Ил-12 Н-479. 4 марта 1955 года он выполнял пассажирский рейс из Амдермы в Москву с промежуточной посадкой в Архангельске. Где-то над Мезенью у машины загорелся левый двигатель, она стала терять высоту. Летчики, пытаясь спасти людей и самолёт, стали искать место, чтобы хотя бы приледниться на таёжном озере. Однако уже через четыре минуты после возникновения пожара аварийный двигатель оторвался от крыла. Неуправляемую машину пришлось сажать на лес близ деревни Кепино. При столкновении с деревьями корпус самолёта разрушился. Из пяти членов экипажа погибли четверо – командир Сергей Монаков, второй пилот Михаил Любушин, бортмеханик Павел Богданов и бортрадист Евгений Шмаков. Штурман Анатолий Журавлёв чудом уцелел. Двое пассажиров получили ранения, остальные не пострадали… 

В детстве я много читал. Для любого мальчишки полярные авиаторы были героями – хоть каждому лей бронзовый бюст. Вживую впервые увидел их на Кегострове. В те годы туда из Северодвинска летали вертолёты. И дело было зимой. Вот приземлились, идём полем к дому с вывеской «Аэропорт», а я поспеваю за взрослыми и восторженно глазею. И тут и там самолёты – большие и маленькие. Тогда их «оперение» ещё не делали ярким – тускло-стальной или зелёный окрас, у некоторых в две строки у кабины: «Полярная авиация». Утро. Кто пробует мотор, а кому-то уж пора на взлёт. Гудит и небо, и земля. А на земле люди – в лётчицкой форме или в комбинезонах, а кто и в куртках на меху и в унтах, будто герои из книжки Михаила Водопьянова «Полярный лётчик». Вот только каждый занят аэродромной прозой. У «кукурузника» Ан-2 стоит лошадка, впряжённая в сани, буквы на хомуте – «Почта СССР». Носят из самолёта в сани мешки да ящики.  А чуть дальше Ли-2 – уж и движки его без чехлов, и рядом – цистерна-бензовоз. Двое волоком по снегу тащат шланг, ещё один катит бочку, а этот забрался на широкое крыло и дворницкой фанерной лопатой счищает снег. И никакой романтики!

Кегостровский посёлок главным образом относится к Октябрьскому округу Архангельска, а частью примыкающих деревенек - к Вознесенскому сельсовету. По статистике, население Кегострова сегодня порядка четырёх тысяч человек. Однако Кегостров, практически лежащий в городской черте, не включён в генплан развития Архангельска. И этим если не всё, то многое сказано. По крайне неосторожному выражению одного из чиновников областной администрации, Кегостров сегодня является «аппендиксом Архангельска». Есть определения и пожёстче -  «отрезанный ломоть»…

Главный бич островитян сегодня – безработица. Когда аэропорт закрыли, ЛДК (лесопильный комбинат), по сути, стал единственным «градообразующим» предприятием. Но оставался им недолго. «Реформы» Егора Гайдара его добили. Хотя и не сразу. В девяностых комбинат бедствовал: не вылезал из долгов, его бросали из одних частных рук в другие, но, похоже, без намерений возродить. Последний раз завод регистрировали в 2003-м. В заявке указали «производство пиломатериалов, кроме профилированных, толщиной более 6 миллиметров и непропитанных железнодорожных и трамвайных шпал из древесины». Но протянуло производство недолго, завод обанкротили. Теперь рабочим династиям широкие плоты, которые чалились к берегу каждую навигацию, если являются, то лишь в воспоминаниях. А наяву – почерневшие, обглоданные ряды свай на месте бывших причалов и омертвелые стены цехов.

Нет больше и колхоза, не течёт в Архангельск молочная река с Кегострова: его величество либеральный рынок явил цены невыгодные и вологодские поставщики оттеснили архангельских…

Что во главе бытовых проблем Кегострова? Дороги, разбитые в пыль, одряхлевшее жилье, дрова и вода. К слову, здешняя вода в начале прошлого века считалась чистейшей. Песок Двины тщательно «фильтровал» её, и сваренное кегостровцами пиво славилось на всю губернию…

И наконец, переправа, издавна известная всякому местному как дважды великая распута, с ледоставом и когда вешняя вода взламывает лёд. Архангельск частью стоит на островах, и уж веками народ мается с переправами. Иные привыкли, но Кегостров – особый случай: и путь к нему немалый, и лежит он через главный городской рейд. Много лет попеременно служат на переправе «Балхаш» и «Коммунар» - кораблики ещё довоенной постройки, сами по себе исторические, хоть ставь их под музейный колпак! Порой подменяют их и современные теплоходы. Ходу до Кегострова по расписанию 20 минут. Летом через площадку на Левом берегу есть и грузовое сообщение. Одно время держал его странного облика небольшой «Паром-2», а ныне катера, что меньше и слабее «Ярославца», таскают баржу-понтон. Много ли такой возьмёт?

Ещё хуже дела зимой, когда природа диктует сроки и расписания. И средство передвижения. Я ещё застал время, когда на кегостровском маршруте ходил, ломая лёд, морской буксир -  возил пассажиров, аэропортовских и поселковых. Сейчас, кстати, людей тоже везут портовые буксиры, но это крайний случай – на время ледостава и ледохода. Зимой основной путь – пешком по льду. Его всякий год оборудуют мостками и сходнями, ставят освещение, за льдом следят, порой даже искусственно намораживают. Однако, как ни старайся, и стар и млад рискуют, особенно ночью, да  ещё если прочное полотно рейда нет-нет да и перекроит ледокол с ведомым судном. Тогда жди, когда лёд схватится заново. Образы такой переправе люди находят разные, но вертится чаще вокруг одного – «Дорога жизни»…

Есть ещё ледовые дороги на Цигломень и Вознесенье, но по крепким морозам держат они массу всего в пять тонн. Что-то не помню зим, чтоб у кегостровских обошлось без ЧП…

Падки нынешние журналюги и блогеры на грязь и развал! Оттого, видно, и зачастили на Кегостров – всегда найдут, что выложить на сайт и посмаковать. Затрапезные улицы, непролазные по весне и осени, немудрящие огородики за косыми заборами, скучноватые, а то и совсем брошенные дома – если и привлекут взор, то уже не статные поморские избы, а дачи. Таков Кегостров сегодня...

На редкость жарким днём для северного лета стою на бывшей взлётной полосе. Но пусто и холодно мне от сердечной печали. Аэродром сегодня – огромный луг с июльским хмелем от диких цветов и дурнотравьем. Иван-чай здесь выше пояса, а дягиль-дудник вымахал в человеческий рост. Нет прежнего весёлого крепкого воздуха, что становился опорой авиационным лопастям и крыльям. Рассекают бывшее лётное поле несколько просёлков, и ничего не напоминает о дороге в небо. Не осталось и рубленого дома в два этажа с вывеской «Аэропорт». Правда, на улице Береговой уцелело здание штаба авиаотряда, но уже в ипостаси жилого дома и не в музейном обличии, а в ужасающей ветхости…

Но и по сей день в ходу у жителей понятие «аэродромовский». Вобрало оно всё, что имело отношение к «крылатой истории» посёлка. Скажем, дом, детсад, общежитие или иной объект. Применимо оно и к людям, ветеранам, служившим, работавшим на аэродроме, – выходит, его след не затерялся, остался в судьбах. Оттого и досадно за тех, чья душа небом жила!

И всё вроде объяснимо и понятно: были причины технические и логистика требовала, чтобы съехала отсюда авиация, а, поди ж ты, жаль! И не ностальгия это по прошлому, а печаль по утраченной силе и славе. Да и что сокрушаться о Кегострове, если всё Усть-Двинье нынче в долговой яме либеральной экономики.

На снимках из космоса и особенно на картах очертания Кегострова, хотя и отдалённо, напоминают анатомические контуры человеческого сердца. Сегодня это сердце болеет, и с тех пор, как авиация оставила посёлок, стать снова на крыло у него не получается. И алых парусов – символа надежды, воспетого Александром Грином, - с двинского берега пока не видно.

Олег ХИМАНЫЧ, морской историк

Газета "Вечерний Северодвинск", 34-2018